Принцесса гарема

Византийский невольничий рынок жужжал, словно рой пчел в поисках новой королевы-матки. В императорский порт только что прибыло судно с новой партией товара, пришвартовавшись в удобно отгороженной бухте Полотой Рог. Женщин вытолкнули из относительной безопасности каика, [1] который привез их в Константинополь, и тычками стали подгонять вперед по извилистым узким улочкам по направлению к древней мраморной колоннаде. Любопытные руки покупателей

ощупывали их по пути, и Валдис Иворсдоттир чуть не закричала, почувствовав чужие пальцы на своем теле. Франкская девушка, идущая впереди нее, споткнулась. Валдис протянула руку, чтобы помочь ей. Прошлой ночью умерла ее сестра-близнец, то ли из-за болезни, то ли от отчаяния и желания покинуть их плавучий Хель, [2] Валдис не могла сказать точно. Когда мертвое тело пленницы предали водам великого Средиземного моря, ее сестра хотела было броситься вслед за ней, так что маврам пришлось удерживать ее. Судя по оживленной речи одного из торговцев, он готов был даже позволить ей это сделать, поскольку ценность девушки теперь значительно уменьшилась. Но холодные умы возобладали, и пленнице не дали совершить неблагоразумный поступок. И вот теперь она, спотыкаясь, шла к аукционному помосту, бледная и несчастная, жалкая половинка двух забавных игрушек. Было видно, что она хотела только одного – умереть. Валдис жалела ее, и хотя она разделяла ее судьбу, ей не хотелось быть на нее похожей.

Валдис жаждала свободы, и, чтобы завоевать ее, она должна была жить.

«Будь мужественной», – прошептала она, хотя знала, что девушка не понимает ее. Мавританские торговцы купили Валдис на дальнем севере, на пристани Бьёркё, и затем стали продвигаться на юг вдоль береговой линии, срывая по пути другие нежные цветки. Торговцы не поощряли разговоров среди девушек, однако среди них на судне установилась атмосфера молчаливой взаимопомощи. Робкие улыбки и маленькие добрые дела сблизили пленниц.

После первой унизительной попытки проверить ее целомудренность никто более не досаждал Валдис. Наоборот, ее похитители предоставляли ей возможность есть и пить вдоволь и мыться столько, сколько она пожелает.

Многие женщины заметно прибавили в весе за время долгого пути в Миклогард, [3] но не Валдис.

Когда она осознала, что мавры пытаются округлить ее формы, она перестала есть больше, чем требовалось для поддержания сил. Если же ее заставляли, есть, то позже– она засовывала палец в горло и опустошала содержимое своего желудка в море, предоставляя своим похитителям винить во всем морскую болезнь, хотя как истинная дочь северных мореплавателей она никогда не страдала от этого недуга.

Худой бегун бежит быстрее всех.

Однако бежать было некуда. Всю свою жизнь она слышала о славе Миклогарда – знаменитого богатого города на процветающем юге. Теперь же ей открылась его убогость.

Странные запахи тесных улочек столицы Византии душили ее, а непонятные звуки оглушали. Тошнотворно-приторный запах разлагающихся трупов, перемешанный с запахом едкой азиатской кухни, какофония тысяч голосов, резкие звуки императорских рожков.

Но хуже всего были сами жители. Даже во всех девяти мирах Вселенной [4] не могло существовать столько разных людей, не говоря уже об ограниченном пространстве этого города-крепости. Ее окружали мужчины всех цветов и оттенков: одни – черные как смоль, другие– белые как лунь, одни с тюрбанами на голове, а другие – лысые как яйцо, одни – с темными глазами, над которыми нависали густые, сходящиеся на переносице брови, и с бородами, покрашенными в немыслимые рыжие оттенки, другие – с лицами, такими же гладкими и безволосыми, как ее собственное. И всем им было несть числа.

Валдис попыталась сосредоточить свой взгляд на стройной спине франкской девушки, идущей впереди, но причудливые образы все равно атаковали ее со всех сторон. Люди окружали их слева и справа, заставляя женщин идти, выстроившись в одну линию.

Настанет время, когда я смогу убежать, пообещала она себе. Закрыв глаза, Валдис мысленно перенеслась в родную Скандинавию. Она ощутила дуновение холодного ветерка с заснеженных гор и представила себе сверкающую голубизну фьорда вдоль зеленого берега. Возможно, сейчас в залив войдет корабль-дракон Рёгнвальда.

Споткнувшись о камень на мостовой, Валдис чуть не упала. Она резко открыла глаза. Хватит мечтать! Это может привести к еще одному приступу, во время которого она проваливалась в пугающую пустоту, не понимая, где она и кто она. Такого нельзя было допустить. По воле богов последний из этих приступов перевернул все в ее жизни с ног на голову. Она больше никогда не увидит Рёгнвальда. Валдис наклонилась вперед и пожала холодную, словно лед, руку франкской девушки. Та ответила ей измученной улыбкой, ухватившись за Валдис, будто она была ее последней надеждой в этом мире. Валдис, поддерживая свою слабую подругу, чувствовала себя более сильной. Она обняла девушку за плечи. Тем временем они приблизились к месту назначения. Всех женщин, в том числе и с других кораблей, собрали около колоннады, распределили по группам и отправили в загоны, как животных. К ним приставили толстых гладколицых молчаливых смотрителей с кривыми кинжалами, свисающими с пояса.

Первой на помост поднялась франкская девушка. Валдис молилась, чтобы она не упала в обморок. Из-за шума в толпе торговцу пришлось кричать, воздавая похвалу ее прелестям. Одну за другой женщин продавали, как скот на базаре.

Валдис больше не могла наблюдать этот позор. Она бессильно опустилась на пол, всем телом ощутив холод мрамора. Ей хотелось плакать, но она не могла себе этого позволить.

Нет, жестко приказала она себе и выпрямила спину, когда торговец сделал ей знак подняться на помост. Что бы ни произошло, она должна оставаться сильной. Никто не должен видеть ее слезы. Слабость стала причиной ее изгнания с родины. Если ее странную особенность обнаружат здесь, это будет самое худшее, что только можно себе представить.

Дамиан Аристархус щелкнул хлыстом из львиного хвоста, похлопав себя руками по широким плечам. Хорошо, что рынок открылся рано. К полудню начинают досаждать мухи.

Осматриваясь вокруг, предприимчивый покупатель гадал, много ли еще денег осталось у других покупателей. Он специально сделал несколько ставок, чтобы поднять цены, но сам пока никого не купил. Активность главного евнуха императорского двора раззадоривала остальных участников рынка, заставляя их верить в скрытую ценность предлагаемого товара. Однако истинной целью Дамцана было намерение облегчить их кошельки, устранив как можно большее количество конкурентов к тому времени, когда торговцы выставят на продажу более достойный товар.

– Видишь что-нибудь стоящее? – спросил Публиус, дергая себя за серьгу из черного жемчуга, свисающую с его левого уха. Публиус заведовал гаремом Хабиба ибн Мохаммеда, богатого купца из Кордобы, торговавшего шелком, который в настоящий момент навещал жен и наложниц в своем роскошном дворце в Константинополе. За последние годы Мохаммед добился почти полной монополии на блестящие ткани по всей империи, завоевав при этом огромное влияние, которое тоже приносит богатство. За ним был нужен глаз да глаз.

«Какие еще интриги плетет этот паук из Кордобы?» – подумал Дамиан. Однако какими бы изощренными нибыли замыслы Мохаммеда, Публиус, напротив, был весь как на ладони. Все, чего хотел толстый евнух, – завоевать благосклонность хозяина, раздобыв для него новую забаву. Дамиан потихоньку отодвинулся от Публиуса подальше. Хотя Дамиан и сам был евнухом, он презирал тех несчастных, кого он окрестил толстыми тетушками. Лишенные мужского достоинства евнухи часто заменяли потерянные любовные утехи усладами живота. Каждый раз, когда он видел Публиуса, казалось, что последний раздувался все больше. Публиус был таким непомерно толстым, что Дамиан сомневался, мог ли тот отыскать свои яички под животом, если они, конечно, у него остались.