Принцесса грез
Шрифт:
Алена не хотела никому рассказывать про Марианну, но почему-то рассказала Володе. Ей надо было освободиться от этого, чтобы больше не думать, чтобы забыть. Она должна была пожаловаться ему на то, что теперь боится воды.
– Мы с тобой не сможем повторить заплыв, – прорыдала она. – Я больше никогда не смогу зайти в воду. Я ее боюсь, понимаешь!
Володя несколько минут помолчал в раздумье, а потом сказал:
– Страх пройдет, вот увидишь. Верь мне, пожалуйста.
9. Я бы прыгнула ради него в костер…
– Ой, Алена!
Ирина говорила и говорила, а у Алены от ее сильного, громкого голоса ломило виски. А может, и не от громкости ее голоса, а от недовольства собой, от стыда. Эта Ирка сразу раскусила Кардецкого, а она, Алена, которая считала себя достаточно умной и начитанной, вдруг попалась на чувствительные стишки. Как быстро она запуталась в расставленных сетях! И с каким наслаждением продолжала в них путаться! Может быть, это произошло от того, что ее душа жаждет любви? Да, ей очень хочется испытать настоящее высокое чувство, о котором она так много читала в книгах. Именно поэтому она придумывала и придумывала себе романтических героев с обликом то Губерниева, то Шалевича. Поэтому с восторгом обманулась сейчас сладкими речами Кардецкого и как бестолковый мотылек полетела прямо на огонь. И сколько же такое будет продолжаться? Когда же она станет наконец реально смотреть на мир? Когда будет воспринимать и принимать людей такими, какие они есть, ничего не придумывая за них и про них?
– Конечно, он струсит и не придет сюда… – донеслось до ушей Алены, а затем она услышала знакомый голос:
– Зря ты так думаешь. Я пришел.
Алена подняла глаза от тарелки и заставила себя с вызовом посмотреть на севшего за стол Кардецкого. Ведь ей стыдиться нечего. Он пытался ее увлечь, и она увлеклась. Это он ее обманывал, а она была честна.
Вызова в глазах Алены Степан не заметил, потому что вообще на нее не смотрел. Разумеется, его взгляд был устремлен на Иру. Алена тоже перевела глаза на соседку по столу. Та иронично улыбнулась, изящным жестом поправила волосы и сказала:
– Значит, ты утверждаешь, что в меня влюбился!
– Допустим… – отозвался Степан. – И что в этом плохого или ненормального?
Алена приросла к стулу. Значит, она была для этого человека подопытным кроликом, если его совершенно не беспокоит ее присутствие. Ведь еще вчера он целовал ее и говорил о любви, а сегодня… И ведь даже не боится, что она сейчас начнет возмущаться или устроит истерику. Впрочем, он хорошо изучил таких чувствительных дурочек, как она… Даже Марианку он слегка побаивался, а Алену – нет… Он понял, что она будет молчать, потому что не сможет выставить себя на посмешище. А на то, что у нее творится в душе, ему наплевать. Что ж, так ей и надо. Должен же кто-то учить ее жизни…
Алена посмотрела
– Плохого в этом ничего нет, только ты врешь! – ответила Кардецкому Ира. – Так моментально не влюбляются. Понравиться я тебе, конечно, могла. Я многим нравлюсь. Но о любви еще говорить рано.
– А когда будет не рано? – с легкой усмешкой спросил он.
– Ну… когда ты мне докажешь свою любовь!
– И как же ее доказать?
– Ну… для начала надо бы одеться поприличней! У тебя есть нормальный джемпер или… толстовка, а не эта… хламида? – И Ирина презрительно ткнула ноготком в детский свитерок Кардецкого.
– А тебе не все равно, что на человеке надето?
– Представь, не все равно! Я люблю красивое.
– Хорошо, я переоденусь, – подумав с минуту, согласился он. – Если, конечно, только в этом все дело…
– Нет, не только! Я понимаю, что, находясь в санатории, трудно сменить очки, но при желании можно. Через дорогу от центральных ворот санатория находится аптека с отделом оптики. Я там себе темные очки приглядела. Так вот: в этой оптике даже за двести рублей оправы приличней, чем то, что у тебя на носу.
– У меня очки очень сложные. Стекла не во всякую оправу можно вставить.
– А мне плевать, понял! – отчеканила Ира, встала из-за стола и, уходя, добавила: – Даже не думай соваться ко мне со своими дурацкими стишками, пока не снимешь эти… телескопы!
Как только Ирина скрылась за дверями столовой, Соня обратилась к Кардецкому:
– У тебя, Степан, совесть-то есть?!
– О чем ты? – рассеянно спросил он.
– Здесь ведь сидит Алена… Как ты можешь?
– А-а-а… вот что… – Кардецкий обернулся к Алене и, широко улыбнувшись, сказал, отечески потрепав ее по плечу: – Ты уж прости меня… Я вчера погорячился… Жизнь… она такая непредсказуемая…
Когда он вышел из-за стола, так и не позавтракав, Соня сказала:
– Вот увидишь, эта Ирка за тебя отомстит. И за Мариашку тоже.
– Ты все ей рассказала? – ужаснулась Алена.
– Нет. Зачем? Степка ей не нравится. На стишки и любовные признания ее не купить. Проследим за развитием событий. И знаешь… я рада, что ты не валяешься в обмороке и никому не угрожаешь. Тебе бы еще ему в науку с кем-нибудь роман закрутить. Таким образом вы с Иркой его обе прокатите. Вот уж я повеселюсь!
– А вдруг она в него тоже влюбится? Он, знаешь ли, большой мастер красивых слов.
– Мне кажется, не влюбится. Она мне вчера показывала фотки своих кавалеров: и школьных, и интернетных… В общем, Степка отдыхает… даже если очки снимет и наденет костюмчик от Гуччи или Версаче.
В классное помещение Степан Кардецкий пришел, конечно, не в костюме от великого кутюрье, но в очень приличных темно-синих джинсах и в пушистом джемпере под цвет глаз, с которых снял очки.
– Ой! Глядите! И ведь ни на что не натыкается! – расхохоталась Ирина. – Оказывается, ты, Степа, и без очков не пропадешь! И чего придуривался?