Принцесса-лебедь
Шрифт:
– Ты где учишься?– спросил я ее после того, как мне пришлось подробно выслушать о ее отношениях с бывшей подругой, которую она застала в постели со своим парнем. Она рассказывала об этом в непривычном мне упоении, а ее слова, одухотворенные бурным чувством, непрерывно струились тающим
– В институте, заочный курс менеджмента. У меня вообще-то были деньги, но они мне нужны на автобус до Уфы.
Это не прозвучало как оправдание. Она излагала факт.
– А родители тебя не балуют?– поинтересовался я.
Она усмехнулась странной далекой усмешкой, словно вспомнила о чем-то забавном, что в то же время не казалось мне радостным.
– Дают, почему же. Но мало. Им зарплата не позволяет. Хочу на работу устроиться куда-нибудь в частную фирму. Хотя бы на время между сессиями.
– Когда очередная?
– Завтра.
Я не сдержал удивленной улыбки. Хотя это мой менталитет сыграл со мной шутку: мне, безвылазному горожанину, всегда казалось, что перед поездкой люди обычно весь вечер толкутся дома, перепроверяя собранные в дорогу вещи. Конечно, для человека, мотающегося туда-сюда по несколько раз за семестр, всякие сборы перестают быть чем-то жутко священным.
– Тебе, наверное, нужно выспаться перед завтрашним днем,– предположил я, рискуя показаться не шибко радушным хозяином.
– В автобусе высплюсь.– Она небрежно повела плечами.
Я сам не заметил, как мы проболтали с ней около трех часов кряду. В конце концов, мне пришлось забраться в кладовку, где у меня хранилась початая бутылка водки, припасенная для особых случаев. Бутылка была заткнута полиэтиленовой пробкой, и, вытащив ее, я с радостью убедился, что водка не выдохлась. Выпивка явилась как нельзя кстати, в тон нашей беседе, и в результате за эти три часа мы умудрились с ней напиться вдрыбаган.
Я смутно помню то, что затем последовало. Алкоголь навеял в голове туман и заморочил память. Помню, как зачарованно слушал ее монолог об институте, сидя рядышком и любуясь ее глазами. Понял, что если внезапно не пресеку поток ее слов, подходящего момента я могу ожидать целую вечность. Помню, как на середине ее рассказа, без всякого перехода, я придвинулся к ней ближе и накрыл ее рот своими губами. Помню, как она раздевалась, в беспорядке сбрасывая одежду на пол. Помню ее короткие, чуточку стыдливые стоны, словно она не позволяла себе в полную силу, самозабвенно отдаться охватившему ее желанию. Помню неизбежность в глазах…
Потом мы еще долго целовались, стоя на краю дороги, в три часа ночи, под конусом света, испускаемым уличным фонарем. Я часто прерывал поцелуи, чтобы охватить ее лицо ладонями и еще, и еще раз заглянуть в эти покорившие меня глаза. Она растаяла. Дарила мне улыбки, теперь не только губами. Может, я был смешон, когда вот так безрассудно позволял своим эмоциям выплескиваться наружу, ведь чувства мои в большей степени были навеяны алкоголем, а также ярким, неожиданным вечером. Нам удалось поймать такси. На прощание я сунул ей в руку две купюры по сто рублей. «Это на мелкие расходы»,– сказал я ей, а она в последний раз подарила мне свою улыбку, и взяла деньги с той же очаровательной безропотностью.
Конец ознакомительного фрагмента.