Принцесса огорошена
Шрифт:
– Роза!
– Папа!
До этого момента я думала, что встречи, с долгими крепкими объятиями и слезами, бывают только в кино. Оказывается, в жизни такое тоже случается.
– Папочка, милый, прости меня! – взахлеб рыдала Роза.
Я дернула Николая Ивановича за рукав.
– Пс!
Но помощник следил за происходящим с таким умилением, что на мой вызов никак не отреагировал.
– Коля! – шикнула я и для верности треснула младшему детективу по спине кулаком. – На выход!
– Ты что?! – обиделся тот, но я уже тащила
Младший детектив Яретенко всю жизнь имел дело с приказами и такие тонкие вещи, как намеки, не идентифицирует.
– Дай людям спокойно поговорить, – объяснила я младшему детективу, как только мы оказались за дверью.
– А что, мы им мешаем? – наивно удивился Николай Иванович.
– Да, Коля, представь себе, – кивнула я. – Тем более, она ему сейчас такое расскажет, что понадобится весь мой опыт реаниматолога.
– Сашка, кажи яснiше, – Николай Иванович пропустил меня в дверь своего кабинета.
Как только помощник перешел на родную речь, я заметила, что в офисе чудовищно воняет луком. До этого вопрос о седьмой статье вытеснял все остальные раздражительные факторы.
– Коля, скажи честно, – спросила я, открывая форточку, – у тебя лук дома когда-нибудь закончится?
– Трошки осталось, – пожал плечами младший детектив Яретенко, – сладкий, как яблоки. А еще мне первая теща чеснока прислала. Такой ядреный у нее чеснок…
До меня дошло, что Николай Иванович надо мной издевается. Переведя дух, я уселась на подоконник. Лучше уж буду вдыхать выхлопные газы Литейного, чем экологически чистые ароматы.
– Расскажу про эту воссоединенную семью, только ты не падай.
Я выложила младшему детективу историю появления Розы Жемчужной в доме Корсаковых. Николай Иванович слушал, разинув рот, периодически восклицая: "Да ти що!", "Не може такого бути!", "Ешкинкот!"
Я сделала паузу и, разглядывая носок своего ботинка, спросила:
– И как нам быть? По закону полагается сообщить об убийстве в правоохранительные органы.
Николай Иванович крепко задумался. Потом вытер клетчатым носовым платком лысину и молвил:
– Сашка, если ты помнишь, когда Маринку собирались за убийство арестовать…
Здесь требуется пояснить. Наша детективная карьера началась со спасения дочки Николая Ивановича. Марину обвинили в убийстве мужа и его любовницы. Вина ее казалась настолько очевидной, что, кроме нас, таких сумасшедших, чтобы пытаться доказать обратное, не нашлось.
– Нам тогда этот "частный дефектов" Самохвалов тоже грозился все в правоохранительные органы докладывать. Помнишь свою реакцию? Во-о-от! Какой нормальный родитель захочет своего ребенка добровольно под статью подвести, да еще заплатить за это?!
– Лично я готова в таком случае от денег отказаться…
– А я нет! – перебил меня Николай Иванович. – У меня машина утром только с третьего раза завелась! Тебе с "Фольксвагеном" эти проблемы неведомы.
– Извините, – в кабинет сунулась одуванчиковая голова Людочки, – там клиенты спрашивают, куда вы делись? Кстати, а когда они успели познакомиться?
– Давно, – коротко ответил Николай Иванович.
– Ну, в общем, потом расскажете, – выдала Людочка почти приказным тоном, закрывая дверь.
Роза и Ефрем сидели на диване. Оба заплаканные. Жемчужный крепко обнимал дочь за плечи, а она держала его за руку. Николай Иванович, весьма некстати, особенно сильно запах луком. Надо, пожалуй, завести на время "обострения его любви к родине" специальный аэрозоль. Такой, как в рекламе показывают, мол, все посторонние запахи в холодильнике убивает.
– Вы, наверное, в милицию должны сообщить? – печально спросил Ефрем.
Столько обреченности прозвучало в его голосе, что у меня язык не повернулся рукавом глаза, – похоронить своих дочек по-человечески. Одну вы мне вернули – низкий за это поклон. И деньги, как обещал. Найдите же и вторую – Жанну. Она сделала много дурного, но смерть очищает от греха. Я хорошо заплачу.
– Ну что вы… – промямлила было я. Но Николай Иванович стоявший возле двери и не попадавший в поле зрения Жемчужных, отчаянно замахал руками. Потом схватил "Рекламу шанс" и раскрыл на рубрике "Квартиры и дачи".
Я замолчала, но не от желания получить деньги, а от возмущения. Недаром же младший детектив Яретенко на все мои упреки в излишней корыстолюбивое™ отвечает: "Когда хохол родился, еврей заплакал".
– Нет, я настаиваю! – разрешил ситуацию Ефрем.
– Хорошо, хорошо, – тут же успокоил его Николай Иванович. – Но поскольку речь идет о… м-м… поиске тела, то мы согласны взять только половину суммы. Хорошо?
У меня дыхание пресеклось. Это же надо! Но Жемчужный выдал фразу, которая вообще лишила меня дара речи.
– Согласен. За мертвую – половину суммы.
И мужчины ударили по рукам. Нет, никогда мне не понять этой жизни!
Николай Иванович подробно записал, где зарыто тело. Роза нарисовала на листке план. Теперь оставалось поехать на станцию Кокшайская, что между Йошкар-Олой и Чебоксарами. Предполагалось, что там мы "случайно" наткнемся на труп, при котором, по утверждению Розы, будет больничная карточка той тюрьмы, откуда бежала Жанна.
Всю дорогу до дома Корсаковых Роза молчала. Я тоже не нарушала тишины, размышляя, как все-таки странно устроен мир. Первое же дело принесет нашему агентству семьдесят пять тысяч условных единиц. Это гигантская сумма! От тех десяти тысяч, которые мне были обещаны за разборку с Региной Васильевной, я твердо вознамерилась отказаться.
Дома Роза сразу направилась к себе.
– Ольга Анатольевна, обедать будете?! – крикнула ей вслед кухарка, выбежавшая из столовой. – Манты сготовила! С виноградными листьями, как вы любите!