Принцесса, сыщик и черный кот

Эта странная история начинается в седой древности, именно туда уходят ее корни… Горькие слезы, кровь и страдания выпали на долю людей, лишь коснувшихся тех забытых далеких событий. Англичане говорят: «Не будите спящую собаку», но всегда найдется кто-то, решивший, что это не мудрость, нажитая человеческим опытом, а всего лишь пустая фраза.

Есть у тех же англичан и другая пословица про братьев наших меньших – «у кошек, мол, девять жизней». И к этому многие относятся так, будто ничто не

Но тихо в веках бьется бесконечное время, словно сердце в груди Вселенной, и чья-то неясная речь звучит роковым предостережением. И вьется дымкой путаная и противоречивая древняя легенда…

«В сизой дымке жаркого утра, в горячем мареве зарождающейся новой жизни, темнела вершина лесистой горы. Ни облачка на небе в этот ранний час, ни даже самого малого ветерка над морем, ровным, точно бескрайнее изумрудное стекло.

Паруса бессильно повисли.

Пустыми глазницами смотрит на близкий берег деревянное чудовище, вбитое в нос судна и грозно нависшее над спокойной водой. Горгона Медуза ли это? А быть может, Сирена из Сциллы, до поры до времени упрятавшая свои хищные птичьи когти под скрипучую, пересохшую палубу? Или же это злобная Гарпия, безжалостная богиня вихря?

Время и люди разрушили идолов, и ныне никто уже не сможет сказать, кем они были в действительности, эти колдовские создания: исчадиями ада, посланцами ужаса или же богами надежды путников и моряков. Вода, соль и ветра уравнивали их, одинакого полировали лбы, носы, подбородки, глазницы – делали похожими на состарившихся близнецов.

В каюте под капитанским мостиком уже давно не спит императрица. Среди ночи она пробудилась, завороженная удивительным сном. Будто пришла к ней Дева Пречистая, овеяла благоуханием белого покрова и тихо, проникновенно зашептала на ухо:

„Вернись, Елена, в Иерусалим, откуда держишь путь свой в Великий Рим к своим дворцам и подданным, поднимись на Голгофу вслед за Сыном Его, вскопай Святую землю ногтями своими и подними Святой Крест Животворящий, на котором в муках распят был Сын Его. Раздели на части Крест тот и привези одну часть его на остров, что назвал Геродот „Лесистым“, где заблудшие души тысячи лет трудами своими изыскивают из глубин медь, которую зовут римляне купрумом. Увидь высокую гору, овеянную ветрами с моря, с плоской каменистой вершиной, изгони гадов с нее и поставь во славу Святого Креста Животворящего мужской монастырь, и оставь в нем на вечное хранение ту часть, что привезешь с собой со Святой Земли.

Но прежде чем поднимешь Крест Святой и пойдешь обратно с ним на остров, прозванный Геродотом „Лесистым“, заполни трюмы кошками и котами Египетскими, большими и малыми, окраса разного, нрава жестокого, и выпусти их первыми на берег Острова. Пусть стелятся они полчищами несметными к той Горе и пожирают гадов, пусть изгоняют нечисть адову. И только после этого поднимись, Елена, на Гору и схорони там то, что везешь с собой из Святой Земли, с горы Голгофы. И будет имя твое и сына твоего императора Константина свято во веки веков, и да святится Остров „Лесистый“, и да прорастут на нем зерна Истины, Иисусом Христом посеянные и Кровью Его орошенные. И да поднимутся здесь храмы и церкви Святые числом не меньше пяти, и монастырь на той горе пусть вечно манит морских путников к себе, и да назовут гору на языке эллинов „Ставровуни“, что значит „Гора Святого Креста“. Аминь!“

Императрица поднялась на сухую, горячую от многодневного зноя, палубу и подошла к самому носу судна, уперев левую руку в шершавое тело вбитого в него чудовища. Тут она и узрела в утреннем мареве вершину горы. Елена вздрогнула и прижала руки к груди. В ушах ее с необычайной силой вновь зазвучал голос из беспокойного сна:

„Увидь высокую гору, овеянную ветрами с моря, с плоской каменистой вершиной…“.

– Что это? – вскрикнула императрица.

– Остров „Лесистый“. Другие зовут его Купрумусом, а Эллины – Кипром, Ваше императорское Величество, – услышала она за спиной хриплый голос кормчего, кривоного бородатого фракийца, сына дикого племени.

Императрица резко повернулась к нему, и фракиец, отпрянул при виде лица императрицы, просветленного неожиданным восторгом.

Глаза Елены пылали.

– Как ты сказал, фракиец? – прошептала императрица.

– „Лесистый“… Кипр. Лесистым его назвал великий Геродот. Я десятки раз проходил мимо него и дважды бросал здесь якорь, госпожа моя. Он запечатлен на всех картах.

Императрица вновь повернулась к острову и вытянула вперед руку, указывая на него.

– Что это за гора, фракиец?

– Мне не известно это, госпожа. Мы не ходим туда, мы мореплаватели, а не солдаты. Но рассказывают, что ходить туда небезопасно…

– Почему? Говори, почему!

– Змеи. Там полно гадов! Человеку нет места на той горе.

Императрица вновь задумчиво посмотрела на остров и, не глядя на кормчего, твердо произнесла:

– Поворачиваем назад, к Синайской земле. Мы возвращаемся!

– Как вы сказали, госпожа моя? – остолбенел фракиец.

– Назад, кормчий! Я видела сон, ко мне явилась Пречистая Дева. Идем назад!

Елена вернулась в свою темную душную каюту.

– Да святится имя Твое, Господи! – прошептала Елена и истово перекрестилась, глядя на древнюю икону, под которой мерцал коптящий огонек.

Рассказывают, будто попутный ветер наполнил паруса, и очень скоро судно, которому теперь не требовались усилий гребцов, причалило к берегам Святой Земли.

Еще говорят, что Елена, мать императора Константина, собрала землекопов, облачилась в рубище и под палящим солнцем поднялась с ними на Голгофу. Они вгрызлись заступами и лопатами в ссохшуюся землю, в серые, обветренные камни.