Принцесса Заземелья
Шрифт:
В любом случае спорить Бен не стал. Он сказал советнику и Абернети, что они с женой обдумали их предложение, сочли его вполне подходящим и вскоре поговорят об этом с Мистаей. Король попросил друзей до этого момента ничего не рассказывать девочке. Оба, похоже, были ничуть не против, но украдкой обменялись взглядами, когда Бен заметил, что, по сути, торопиться некуда.
Следующая неделя пролетела очень быстро. Король был занят своими обязанностями, которые включали пересмотр нового плана водоснабжения, воплощение которого пришлось отложить из-за лордов Зеленой Долины, настоящих феодалов, не желавших сотрудничать, даже несмотря на прямой приказ короля. Он прекрасно знал, к чему это приведет, — придется лично отправиться в Долину или, по меньшей мере, послать туда своего представителя. Но Бен не спешил. В конце концов, это их земли, их владения, и нужно дать лордам шанс самим решить внутренние проблемы. К тому же пошли новые жалобы на кыш-гномов — несколько групп начали показываться в тех местах, где им были не слишком рады (в общем-то так было почти везде), но в особенности в тех районах Заземелья, где еще вчера этот шустрый народец не рискнул бы появиться. Данная проблема тоже требовала внимания одного из приближенных — вероятно, советника или Абернети, — которому придется посетить несколько уголков страны, где бесчинствовали мелкие паршивцы. Иногда Бен очень жалел, что не может просто выделить участок земли и населить его этими чертовыми гномами, но, увы, по самой своей природе это был кочевой народ, поэтому вряд ли подобный план сработал бы. В том, что касалось кыш-гномов, вообще мало что могло сработать.
Мистая не давала больше поводов сердиться на нее. Она почти не попадалась на глаза отцу и занималась какими-то своими делами. Даже советник и Абернети признались, что редко видят принцессу, так как она ни разу не попросила у них помощи или совета. Никто не знал, чем девушка занята, но до тех пор, пока она никому не мешала и не доставляла никаких неприятностей, Бен был готов позволить дочери развлекаться в свое удовольствие.
За все это время произошло лишь одно странное событие. Сапожок, придворный гонец и самопровозглашенный телохранитель его величества, попросил прощения за то, что подвесил к дереву кыш-гнома. Он, изъясняясь на странном и почти непереводимом языке кобольдов, пообещал больше так не поступать без королевского разрешения, но объяснять, что сделал маленький негодяй, не стал. Сапожок лишь старательно оскалил зубы, дабы произвести нужный эффект, а затем удалился. Бен не имел ни малейшего представления о том, что кобольд имел в виду, и пришел к выводу, что лучше ему не знать.
Семь дней спустя, когда король собирался просветить Мистаю насчет перспективы отправиться в Либирис, к воротам замка подошел Легуж из Риндвейра и потребовал аудиенции у его величества.
Подобные визиты никогда не были для Бена радостным событием. Отец гостя, Каллендбор, был лордом Риндвейра, самого большого поместья в Зеленой Долине, и довольно серьезным и опытным противником, который сделал все, что было в его силах, дабы предотвратить воцарение нынешнего короля Заземелья. Пять лет назад, однако, Каллендбор перешел все границы, заключив союз с Ночной Мглой, чтобы избавиться от Бена и заставить Мистаю поверить, будто на самом деле она является дочерью ведьмы. План провалился, и лорд поплатился жизнью за свое предательство.
Бен посчитал, что со смертью врага закончатся все проблемы с феодалами из Зеленой Долины, но жестоко ошибся. В настоящий момент этим краем управляли двадцать семей, и, когда лорды погибали или умирали от старости, их заменяли сыновья — если, конечно, они были. Если нет — более крупное и сильное поместье поглощало освободившиеся земли. Одни умирали, другие занимали их место, и до тех пор, пока все были преданы королю, Бен был готов предоставить им определенную свободу действий, исключая вопросы, от которых зависело благополучие всего королевства, — например, как в случае с этим проектом водоснабжения. От успеха зависела возможность выращивать стабильные урожаи, кормившие все уголки страны, в том числе и Зеленую Долину.
Погибший Каллендбор оставил троих сыновей и столько же дочерей. Старший — молодой человек с очень тяжелым характером, но тем не менее способный прислушиваться к доводам рассудка, — стал новым лордом Риндвейра в соответствии с правилами передачи власти по наследству от отца к сыну. Но он продержался всего лишь полтора года, а потом погиб при весьма загадочных обстоятельствах. Его место занял средний сын, и снова стали происходить странные вещи. Сначала исчез младший сын, а его мать была заключена в башню, из которой не имела права выходить. Всех сестер правитель запер в замках других могущественных лордов. Девушкам было строжайше запрещено выходить замуж и рожать детей без ведома брата. Вскоре после этого новый лорд Риндвейра сам женился. От жены господин избавился после того, как она не сумела подарить ему наследника. Вторую постигла та же участь. Сейчас лорд жил со своей третьей избранницей, так как она родила ему сына.
В некоторых районах Заземелья такое поведение вызвало бы всеобщее негодование, однако в Зеленой Долине господствовали феодальные нравы и подобное положение дел считалось вполне приемлемым. Бен ждал, что рано или поздно одна из сестер придет к нему с жалобой, и тогда у короля появится законное право вмешаться, но этого не произошло.
Все из-за второго сына Каллендбора, Бервина Легужа.
Если с первым сыном справиться было сложно, но возможно, то этот оказался совершенно неуправляемым. Ему исполнилось всего двадцать шесть лет, но молодой человек уже успел решить, что сама судьба вмешалась и сделала его лордом Риндвейра. Весь мир соответственно должен возблагодарить Небеса за то, что именно Легуж был рожден для этой роли. Отец никогда не любил его и наверняка перевернулся бы в гробу, узнав, что сын, которого он считал годным лишь для лакейской службы, стал его преемником.
Легужу никто не мог отказать в уме и изворотливости, но он был отнюдь не тем человеком, который играет по правилам. Он изворачивался, лгал и никогда не вступал в открытое сражение один на один, но преспокойно мог отравить соперника при первом же удобном случае. Новый лорд Риндвейра оказался низким и подлым типом, не терпел, когда ему противоречат, и не выносил проявления независимости в других. Он был деспотичен до крайности и вызывал разумные опасения даже среди других лордов. Ни один из них не доверял Легужу, включая и тех, кто согласились принять его сестер. На собраниях совета он был постоянной головной болью. Лорд Риндвейра считал, что знает все лучше окружающих, и не упускал возможности напомнить об этом. В результате его нигде не встречали с распростертыми объятиями и намеренно не приглашали на празднества, если при этом можно было не казаться невежливыми.
Для Бена он успел стать настоящей напастью.
Легуж почти не скрывал своей глубочайшей уверенности в том, что он будет лучшим королем, если, конечно, представится шанс доказать это. Вслух, разумеется, новоиспеченный лорд Риндвейра о своей убежденности не упоминал, но демонстрировал ее при каждом удобном случае. Он то и дело бросал вызов Бену, куда чаще, чем остальные лорды Зеленой Долины, поэтому король счел, что здесь требуется не только твердая рука, но и ежовые рукавицы. Разумеется, до открытого восстания дело не дошло, но лорд все время был на грани. Он сомневался во всем, что Бен говорил или делал. Его обращения к королю всегда граничили с дерзостью, а неспособность выполнять приказы была вызвана в большей степени нежеланием, нежели глупостью. Легуж появлялся, когда ему это было удобно, и держался в стороне, если был занят своими делами. Он изображал редкостную забывчивость и постоянно жаловался на обилие срочных дел. Лорд Риндвейра мастерски изобретал самые разные предлоги и отговорки, и, по мнению Бена, этим его таланты не ограничивались.
В довершение всего его внешность и манера держаться были довольно странными. Хотя Бен пытался не думать подобным образом, однако вскоре понял, что ничего не может с собой поделать. Начало было положено Абернети, который после первого же визита Легужа объявил, что отныне будет называть его исключительно Лягушонком. Конечно, это была своего рода игра слов, но именно это животное немедленно приходило на ум, стоило вспомнить выпученные глаза и раздражающую привычку лорда то и дело быстро облизывать губы. Писец, не терпевший дерзости и неумения вести себя как подобает, особенно в присутствии Бена Холидея, сразу же воспылал неприязнью к Легужу. Впрочем, немалую роль сыграл и тот факт, что последний в лицо назвал Абернети собакой в свой самый первый визит и продолжил бы издевательства, если бы король не оборвал его. Отчасти Легуж был настолько нелюбим среди остальных лордов именно потому, что любил отпускать грубые замечания об окружающих.
Бену этот тип понравился ничуть не больше, чем Абернети или советнику — колдун вообще терпеть его не мог, — поэтому удачное прозвище прижилось и в его собственных мыслях о лорде Риндвейра.
Сей достойный человек не посещал их уже несколько месяцев, и обитатели замка начали было надеяться, что он никогда не вернется. Перерыв был как нельзя более желанным для них всех, но, видимо, он подошел к концу.
— Чего ему надо? — спросил Бен, услышав о визитере.
— Он не сказал, — отозвался Абернети. — Утверждает, что его слова предназначены лишь для королевских ушей. — Писец поднял руку. — Но при этом он был вежлив.