Принцип четности
Шрифт:
— Зря ты так, Виктор, — обронил Кирилл. — Не все же такие храбрые.
— Тоже мне, храбрость, — хмыкнул Филин. — Эка невидаль. Подсадная утка и то…
— Тише, парни, — строго произнес Барновский шепотом. — Не расслабляться.
— Слышь, Петрович, — понизив голос, сказал Филин. — Пользуясь случаем, хочу спросить тебя… У нас что, Шепилов внештатным сотрудником теперь числится?
При этом он бросил взгляд на Сергея, и белки его глаз блеснули в темноте.
— Это я попросил взять Сергея с нами, — вставил Кирилл. — Дело, понимаешь, такое… Он мой друг
— Что — вообще? — ощетинился Филин. — А может, мне тоже надо было захватить с собой брата или шурина? А что, люди надежные! Тоже, глядишь, пользу принесут…
— Хватит, я сказал! — недовольным тоном бросил Барновский. — Все молчите. Потом будете языками-то чесать… Господи, ну и жарища, — прошептал он, вытаскивая свой платок. — Что ж это такое делается? Второй час ночи — и такая парилка!..
Несколько минут они сидели в полной тишине и отгоняли от себя назойливых комаров, которых здесь почему-то оказалось в избытке. Кирилл успел произвести небольшую разведку вокруг дома. Она не дала никаких результатов. Освещено оказалось только одно окно, на стене дома, противоположной той, где было крыльцо. Но окно было очень плотно занавешено и закрыто, к тому же к этой стене нельзя было приблизиться из-за зарослей кустов и каких-то баррикад из дров, стройматериалов и садового инвентаря. В доме Чистяковых царила тишина. Пару раз доносились какие-то звуки неопределенного характера, потом снова все смолкало. Кирилл совсем было собрался разнюхать обстановку в огороде, как вдруг дверь дома открылась и кто-то вышел на крыльцо. Все четверо в засаде мгновенно превратились в каменные изваяния.
— Уже? — послышался лепечущий голос Лыткина.
— Нет, еще… — раздался хриплый ответ. Это был голос Чистякова.
Возникла пауза, что-то защелкало, потом Чистяков глухо и недовольно буркнул:
— Мать твою… Есть у тебя зажигалка? Или спички?
— Н-нет… — выдавил Лыткин. — Я не курю…
Опять раздались щелчки вперемешку с руганью. Наконец, Чистякову удалось таки прикурить. Запахло сигаретным дымом, Чистяков закашлялся и смачно сплюнул.
— А сколько еще ждать? — робко спросил Лыткин.
— Недолго, — сказал Чистяков. — Скоро, скоро… Еще подожди чуток.
В голосе его чувствовалось нескрываемое раздражение. Несколько секунд они молчали.
— А где, собственно… — начал было Лыткин, но Чистяков оборвал его:
— Короче так. Там за огородом банька есть, понял? Ну, найдешь… За банькой шест торчит в земле. Увидишь его, когда к бане пойдешь. Короче так. Шест увидишь — прямо на него и идешь! Ясно? На этот шест прямо! Вышел — и сразу все забыл, ясно? Я спрашиваю: ясно?! Про все сразу забыл! Навсегда.
— Да, да, конечно…
— Если будут домогаться, прикинься дурачком. Скажешь, пошел однажды на халяву, да и вышел! Сам, дескать, ничего не понял, просто вышел и все. Хотите верьте, хотите нет… Никто все равно копать не станет — это ж резервация. Отговорку, в общем, придумаешь… Лучше, конечно, совсем из города уехать. Для надежности. Ну что, все ясно?
— Да, ясно… Все…
— Как только я выйду
Дверь за ним захлопнулась. В следующее мгновение Лыткин уже подскочил к углу.
— Можно я пойду домой? — взмолился он. — Ну, сейчас-то я вам зачем? Алексей Петрович, ну…
— Да хватит же! — перебил его Барновский нервно. — Что же это такое-то? Ну, что вы опять заладили, как же это так можно, а? Чтоб я больше не слышал!
Лыткин удрученно шмыгнул носом и умолк.
— Петрович, какого черта мы тянем? — зашипел Филин. — Чего сидеть?
— Погоди, Виктор, — сказал Барновский. — Что-то тут не то.
— Да он пришьет кого-нибудь, пока мы тут яйца высиживаем! Тогда будет то!
— Если бы надо было кого-то пришить, — заметил Кирилл, — зачем бы тогда ждать? Ты что, Виктор?
— Не знаю я… — буркнул Филин. — Курить охота по страшному.
Он вытащил папиросу.
— Никаких «курить», — сказал Барновский глухо. — Подождать, что ли, не можешь?
— Подождать, подождать, — проворчал Филин. — Ч-черт, сколько можно уже ждать! Комары, с-суки, достали уже!
Он сунул незажженную папиросу в рот, стал мусолить ее и хлопать себя по шее и щекам.
В тишине прошло еще минут пять. На лице Барновского, несмотря на сумерки, было заметно некоторое смятение. Видимо, его тоже терзали сомнения, насчет того, стоит тут выжидать или нет, и он до конца не был уверен в своей правоте. Он даже перестал вытирать платком шею и лысину и сидел неподвижно, прикрыв глаза. Барновский принимал решение, и ему было трудно. Но никто так и не успел узнать, что собрался предпринять шеф полиции, поскольку в этот момент неопределенность закончилась.
Из глубины дома донесся тонкий протяжный вопль и оборвался также внезапно, как и начался.
Вся компания подскочила на месте. Буквально на секунду воцарилось легкое замешательство. В следующий момент целая череда истошных криков вспорола тишину двора. Кричала женщина, и среди нечленораздельных звуков два раза отчетливо прозвучало истошное: «Не на-а-до!» Они выскочили из-за угла и бросились к входным дверям. Первыми бежали Кирилл и Филин. В руке у Филина уже был пистолет.
Едва они запрыгнули на первые ступени крыльца, дверь неожиданно распахнулась от резкого удара, и из неосвещенного проема прямо на них с криками вылетела женщина.
— Помогите! — отчаянно завопила она, в первый момент не заметив присутствующих. — Не надо!!!
Она едва не сбила Кирилла и Филина с ног, промчалась по ступеням вниз и врезалась прямо в Сергея и Барновского. Они подхватили ее под руки.
— А-а! — испуганно выкрикнула она, вытаращив на них ошалелые глаза. Кто?!
— Тихо! — рявкнул, как мог Барновский. — Здесь полиция!
Мгновение она стояла в оцепенении, затем надсадно заорала:
— Он же убьет ее!!! Не надо!.. Я же не винова-а-ата!.. Помогите!!!