Принцип Троицы
Шрифт:
— Пожалуйста… пожалуйста! — повторяла безутешная мать. — Я прошу вас, сделайте что-нибудь!
— Успокойтесь, Елизавета Андреевна, рака нет, и это само по себе неплохо! — увещевал хирург. — С остальным как-нибудь разберемся. Хотите чаю? — внезапно предложил он.
— Нет, благодарю, — отказалась актриса, пытаясь взять себя в руки. — Я лучше к сыну пойду.
— Конечно. Ему нужна сейчас ваша поддержка, — согласился врач, — а я всегда к вашим услугам!
— Спасибо, — тихо ответила женщина и вышла в коридор. Прикрыв дверь, она прислонилась к стене, чувствуя слабость в коленях. В страшной реальности на женщину тяжелыми комьями навалилось чувство вины. У нее никогда не было времени на сына, а теперь, может быть, у него совсем не осталось времени ни на нее, ни на собственную жизнь. Надо сейчас идти и улыбаться, поддерживать Витю хоть как-нибудь, но, на самом деле, больше хотелось проснуться и узнать, что все это только привиделось, и тогда, вздохнув спокойно, включить воду в ванной, повторяя, как молитву: «Куда ночь, туда и сон!»…
Но нет, не убежать и не проснуться: вот больничный коридор, по которому снуют врачи и пациенты, а там, чуть подальше палата, в которую она должна зайти бодро и не показать, что ее разрывает отчаяние. «Сейчас. Сейчас, — уговаривала она себя, — еще минутку… Я соберусь».
Елизавета Андреевна выпрямилась и направилась к палате. Она зашла в женский туалет, чтобы поправить у зеркала прическу и освежить макияж. Актриса растянула губы в улыбку, сначала искусственную, потом естественнее, тряхнула завитой головой и ровной походкой пошла к сыну, готовая к новой роли.
— А, мам, это ты? — обернулся на шум открывающейся двери Виктор. — Слава Богу!
— Я, Вить! Как ты? — улыбалась мама, заходя к нему. Внешне спокойная и подтянутая, она еле сдерживалась, чтобы не броситься к сыну и не схватить его в охапку, как ребенка.
— Я в порядке, — пробурчал он, продолжая привинчивать что-то, — тебе, наверное, уже доложили?
— Точно, — печально вздохнула она, — сказали, ты безобразничаешь.
Виктор поднял глаза, вглядываясь в лицо матери:
— Это целесообразно. Ты теперь знаешь…?
— Да, — Елизавета Андреевна коснулась руки Виктора, — ты, как и я, предпочитаешь все хранить в секрете.
Он пожал плечами, ничего не ответив.
— Ты еще на меня сердишься? — осторожно спросила мать.
— Да нет, — он чуть качнул головой и поморщился.
— Больно? — обеспокоилась Елизавета Андреевна.
— Не волнуйся, мне только что укололи обезболивающее. Сейчас пройдет, — Виктор снова отвернулся к аппарату, манипулируя над ним, как над старым знакомым.
Она погладила сына по плечу:
— Хочешь поговорить со мной?
Миллер долго молчал, а потом, наконец, попросил:
— Не говори бабушке.
— Хорошо, — согласилась актриса, — я и не собиралась.
— Как она?
— Прибаливает понемножку. Как узнала о твоей аварии, слегла с давлением. Все рвется сюда, но я не пускаю.
— Правильно, не нужно, — кивнул Виктор. И в палате опять воцарилось молчание.
Елизавета Андреевна навела порядок на тумбочке возле кровати, размышляя, как лучше вести себя. Но сын вскоре подал голос:
— Поможешь мне?
— Да, конечно, — подхватилась мать. — Что ты хочешь?
— Поставь крышку аппарата сюда, — указал он пальцем.
— Так? — уточнила женщина, выполнив его просьбу.
— Ага, — подтвердил Миллер, опустив длинные ручки аппарата физиотерапии с толстыми дисками по краям к загипсованной ноге. — Теперь включи его в розетку, пожалуйста.
— Ты уверен, что не сломал его? — обеспокоилась женщина.
— Мам, хоть ты можешь мне доверять? — раздраженно бросил Виктор. — Неужели я похож на идиота?!
— Не нервничай. Сейчас включу, — поторопилась она успокоить сына.
Прибор на высокой подставке тихо зажурчал, включаясь. Миллер отстроил тумблеры и с удовлетворенным видом лег, наконец, на подушку:
— Теперь пусть работает. Не выключай, хорошо? Даже если засну…
— Как скажешь, — не возражала она. — Ты не голоден? Может, тебе купить что-нибудь?
— Да, купить надо, — заметил Виктор и начал перечислять, загибая пальцы, — привези мне, пожалуйста, гарнитуру для телефона. Сейчас напишу, какую. Потом еще метра два тонкого кабеля, тоже пишу название, — размышлял вслух Миллер, — м-да, как раз то, что нужно! Еще портативный USB холодильник для пива… в компьютерном магазине спроси в отделе гаджетов. Потом у меня в комнате захвати все из второго ящика стола, ты не разберешься там сама. Просто привези все, что в ящике, хорошо?
Она вспомнила слова врача о психическом состоянии сына, и мелькнула фраза: «А может он прав?», и спросила:
— Что ты затеял?
— Как тебе объяснить? Есть идеи, которые надо воплотить. Зачем терять время, пока валяюсь здесь, как овощ?
— Ты бы не переутомлялся, — ласково попросила мама, все еще недоумевая по поводу странных заказов.
— Мне надо чем-то заняться, чтобы с ума не сойти, понимаешь? — вскинул он на нее отчаянный, но полностью осознанный взгляд. Под искусственным освещением глаза его горели сине-зеленым светом морской бездны, совершенно нереальным, показалось матери. Она кивнула:
— Да-да, хорошо, привезу.
— Одежду какую-нибудь привези, удобную, и костыли…. нет палку. Выбери такую, чтобы была полой внутри.
— Тебе же вставать нельзя, — заволновалась Елизавета Андреевна.
— Скоро будет можно, — безапелляционно заявил он, закрывая глаза. — Не верь врачам. Я уже не верю. Все будет в порядке.
Она выходила, когда он вспомнил о еде:
— Привези мне шоколадку и печенья с орехами, пожалуйста! Что-то сладкого хочется.
Актриса улыбнулась:
— Хорошо, сынок.
Дверь за матерью закрылась, и Виктор, наконец, остался один в тишине, разбавленной журчанием аппарата. Еле слышное потрескивание убаюкивало, а с закрытыми глазами Миллеру вообще казалось, что ногу с двух сторон обнял огромными лапами теплый мурчащий кот. От этой мысли Викторуу даже стало уютно, и он позволил себе немного отдохнуть в ожидании своей посланницы.
Она вернулась нескоро, нагруженная, как вьючный мул:
— Ну, Витя! Твои заказы выполнять оказалось не так-то просто!