Приносящая надежду
Шрифт:
– Помню я, как ты жрала самый простой сыр, – ухмыльнулся Маркус. Конечно, жрала. Ни тебе сои, ни тебе лецитина, ни тебе эмульгаторов, сплошное молоко после термической обработки. Ну, травки еще какие-то, соль. И никакой химии. Таблицы Менделеева здесь не придумали даже эльфы, владеющие магией преобразования. За ненадобностью. А вот как Корин станет жрать резиноподобный сыр? Или колбасу, в которой лишь иногда попадается мясо? Или сосиски, в которых самое вкусное – целлофан, в который они завернуты?
Он не сумеет там прижиться. Тот мир ему просто чужд. Другие законы, и вовсе не такие простые и понятные, как здесь. Что он может – маг, лишившийся возможности пользоваться магией? Как поведет себя магия, которой
Нашла кого жалеть, дура.
Они долго молчали. Лена не могла налюбоваться на их лица. Нельзя сказать, чтоб на них доминировало ликование или поросячий восторг. Облегчение? Словно исчез тяжелый груз или подействовал анальгетик и что-то перестало болеть. Одну ее руку не выпускал шут, вторую она опустила на голову Гарвина. Милит вдруг встал, обошел кресло и начал разминать ей шею и плечи, а делать это он умел как никто другой. Маркус тоже сообразил: ловко содрал с нее туфли, положил ее ноги себе на колени и взялся массировать ступни. Гару, перестав ощущать ее, обиженно скульнул и начал тыкаться носом куда придется. Лиасс улыбался так, как никогда не улыбался Владыка эльфов. Ну что ж, мама не помнит дочери, папа, наверное, тоже – все к лучшему… хотя малость обидно: такая ты была никчемная и ненужная, что даже самые родные люди сумели забыть тебя всего за несколько часов. То, что сама ты благополучно научилась не думать о доме ну очень быстро, почему-то не обидно. Даже память о тебе исчезла из старого мира. Ну что ж. Родителям так, бесспорно, легче, чем дожидаться пропавшую дочь или выслушать сбивчивое объяснение «ах, мама, я начала новую жизнь, не ищи меня, я счастлива, а ты как хочешь». А что бы сказала-то? О чем думала, прося у Витьки мобильник? Мама ответила, узнала – и что, именно так: я счастлива, прощай? То-то весело стало бы старушке…
Удивительно по-голливудски получилось. Настоящий хеппи-энд. То есть не энд, упаси боже, столько еще впереди – даже представлять себе не хочется, но проблема решилась безболезненно. Главное – для родителей. Покусывало это Лену. Не то чтоб терзало денно и нощно, но накатывало иногда. Но и для нее – хорошо, потому что она успела привыкнуть к тому, что прошлое осталось в прошлом. Не помнила, что было, не думала, что будет. Резко – и все. Есть такое замечательное настоящее, где ее, никчемную и бесполезную, так любят. Вон, народное гуляние устроили. Поют, хохочут, фейерверки запускают, менестрели солируют, а остальные хором подпевают. И вино ведь рекой льется. Эльфы и гулять умеют не хуже русских, с одним только ограничением: до беспамятства напиваются очень редко, потому что за это попадают на ковер перед Владыкой.
Чем Лиасс не отец? Нет. Он-то может любить ее как дочь, несмотря на проведенную вместе ночь. Давно это было, очень давно, однако Лена помнила. И это не мешало ей любить Лиасса не как отца, а как друга. Как отца-друга. Остальных – как братьев? Ведь тоже на отцов вполне годятся, особенно Маркус – и неважно, что Гарвин куда старше.
Что за разница – как кого-то? Лиасса – как Лиасса, Маркуса – как Маркуса, Милита – как Милита.
Странно, но вино почти не действовало на нее. Чуточку поплыло в голове, и все, но не от вина. Он счастья. А ведь выпили они, как писали в старых романах, преизрядно. Как жаль, что не удалось увидеться с Кавеном и Родагом. За девяносто… а ей все помнился стремительный и порывистый синеглазый блондин под тридцать. Быстрый, простой в обращении и одновременно властный. Великий король Родаг. Прожил долго, усилил мощь государства невиданно, умер, как эльф, – легко, не дряхлея. Это та малость, которую я смогла дать тебе, мой король. Прощай.
– Не грусти, – посоветовал Гарвин. – Родаг действительно был счастлив. Единственное, что омрачало его жизнь последние тридцать лет… Ну, сама понимаешь. Он любил тебя.
– Ой,
– Я не настолько не предусмотрителен, – улыбнулся Лиасс. – Нет, присягу короне мы давать не будем, и с этим согласился король. Нынешний король Родаг. Мало ли какой король может появиться через сто лет? Лот тоже был королем. Но королю мы дали истинную клятву. Все эльфы Сайбии. И лично я, конечно. Королю людей и эльфов.
– Малыш – очень неплохой король, – добавил шут. Лена прикоснулась к черной шелковистой куртке. – Нет, у него как раз есть свой шут. Это… ну я даже не знаю, что. Как память о том времени. Главные образом, память Родага. Он просил меня носить одежду шута. Как знак. Малыш тоже попросил меня носить эту одежду. Ему это почему-то приятно. А малыш справляется неплохо. Верховный маг у него, сама понимаешь, лучше не придумать, не интриган, короне предан сверх меры. Верховный охранитель тоже не хуже Дагота. Советников подобрал неплохих, слушает их, на ус мотает, но решения старается принимать не сразу. Осторожен и благоразумен.
– А был тоже такой… шустрый.
– Лена, король – не сын Родага. Внук. Сын умер… погиб, когда пара придурков решила переворот устроить. Родаг просто не впустил их в комнаты своей семьи, и они успели уйти тайным ходом. А он погиб. Переворот, конечно, не удался, но вот…
Маленький мальчик, потом юноша, потом отец семейства. Королем так и не стал, но для своего королевства сделал больше, чем многие короли: умер за него. Нет. За своих детей. Что еще более достойно. Обязательно надо будет сходить в Сайбу. Пусть даже и просто для того, чтобы показать: Аиллена Светлая никогдане оставит этой страны. Явить, так сказать, свою поддержку короне Родага. Эх, Ленка, в политике начинаешь разбираться или просто мания величия взыграла?
Лиасс встал, потеснил пса, сразу ставшего несчастным, поцеловал Лену в щеку и пояснил:
– Очень захотелось. И я подумал, что свои желания можно иногда и не сдерживать даже Владыке эльфов. Скоро светать начнет. Лена устала. Давайте-ка спать. Надеюсь, теперь она никуда не денется.
– Никуда, – подтвердила Лена, а шут просто чуть крепче сжал пальцы: никуда и не отпущу.
Лиасс подал пример: вышел. Мужчины засмеялись. Оказалось, они так и жили здесь: все в одной комнате, хотя сейчас в Тауларме не было никаких проблем с жильем. Им так казалось правильным. И они друг друга не раздражали. Впрочем, как может раздражать весьма неприхотливых мужчин необходимость спать в одной комнате, если их не раздражала эта новая для Лены общность чувств, а ведь они были довольно сдержанными или скрытными, даже Милит.
Комната Лены была неприкосновенной, в ней разве что пыль протирали. За столько лет ведь вся одежда пришла в негодность, а платье выглядит просто неприлично, несмотря на всю его волшебность, надо почистить, а лучше постирать, потому что Гару где-то лужу нашел, и теперь отпечатки его немаленьких лапок имеются и на подоле, и на груди, да и слюнявил он ее старательно, и по влажной мостовой повалял…
Они перецеловали Лену и подтолкнули к двери. Она уже подошла было, но оглянулась. Шут стоял на месте, как-то странно глядя ей вслед, и у Лены ухнуло сердце. Тридцать восемь лет. Гарвин беспардонным толчком отправил его вперед. Лена протянула руку.
Серо-синие глаза просветлели. Он забыл, что для Лены прошло несколько часов?
Все же она приняла ванну, чтоб отмыться от проявлений собачьих чувств. Гару тщательно целовал ее на свой песий лад. Шут ждал, присев на туалетный столик и рассеянно поглаживая зеленый нефритовый листочек. Милые сердцу вещицы. Улучшитель настроения. Наверное, магическую силу он давно потерял, но разве дело в магии?
– Рош, – позвала Лена. Шут встрепенулся, сделал шаг навстречу. – Рош, я тебя люблю. А ты… ну…