Принудительное влечение
Шрифт:
– А что здесь удивительного? – приподняла она брови. – Илья Петрович был моим психоаналитиком, и я часто приходила к нему на прием.
Ольга подумала, что Ирочка могла бы сейчас ею гордиться.
– Это все верно, – улыбнулся до ушей Васечкин, – но вы же не хотите сказать, что частенько присаживались в его кресло?
– Не часто, но присаживалась, – кивнула Оля, полагая, что особо отпираться не стоит. Отпечатки действительно должны были присутствовать на краю подлокотника, она же развернула тогда кресло и увидела мертвого Самаринского…
– А зачем же вы это делали? – Борис Яковлевич подался вперед и съежился от напряжения.
– Не хотела вам говорить… – замялась Ольга, – как-то неудобно было… Понимаете, помимо всех душевных проблем и болезней, о которых я вам поведала при нашей первой встрече, у меня еще и мания величия… – Она тяжело вздохнула, демонстрируя, какое же непростое бремя свалилось на ее хрупкие плечи. – Иногда Илья Петрович позволял посидеть в его кресле. Ну, как будто я дипломированный психоаналитик, а он так… мимо пробегал. Знаете, мне это очень помогало!
– Охотно верю, – буркнул Васечкин и откинулся назад. – Но хочу вас немного расстроить. Характер оставленных отпечатков таков, что вы не могли их оставить ранее, сидя в кресле, для этого вам пришлось бы вывернуть себе руку.
– Понимаете, у меня не совсем обычная мания величия… – медленно принялась врать Ольга. – Мне нравится одновременно властвовать и страдать…
– Достаточно, – резко перебил Борис Яковлевич, боясь, что подозреваемая выплеснет на него все интимные стороны своей жизни или того хуже – впадет в одну из своих многочисленных депрессий. – Что ж, ваши объяснения я принял и в случае необходимости приглашу опять.
Путь до машины Оля преодолела вприпрыжку за считаные минуты. Села за руль, повернулась к Ирочке и заголосила:
– Он знает, он все знает! Это кошмар!
Ирочка, закалившая за последние несколько дней свою нервную систему до состояния нерушимости, лишь опустила плечи и выдала единственное слово – «выкладывай».
– Я оставила отпечатки пальцев на подлокотнике кресла. Ну не дура ли я?
– Дура.
– Он спрашивал, как они там оказались. Я прикинулась шлангом…
– Кем?
– Шлангом. Мол, ничего не знаю, я была самой трудной пациенткой Самаринского, и он мне все позволял. Наплела про манию величия и смоталась.
– Молодец. Грамотно, – вздохнула Ирочка.
– Ты бы видела, как хитренько бегали его глазки! Как он щурился и бесконечно меня подозревал! Что теперь делать?! Я запуталась. Не хочу в тюрьму!
– Не паникуй, – сказала Ирочка. – Прямых улик против тебя нет, а все остальное вилами на воде писано. Я целую кучу детективных сериалов просмотрела, так что разбираюсь. Если ты доведешь себя до очередного психоза, то Васечкин вытрясет из тебя все, что надо и что не надо. Тогда-то уж точно придется сухари сушить – раз сразу не призналась, то потом всех дохляков на тебя повесят.
Оля, вцепившись в руль, заныла:
– Мне нужно срочно к Уварову. Он должен меня успокоить!
– Нет, – сказала Ирочка, – мы сейчас поедем к театру, в котором работает Ларионов…
– Это еще зачем? – изумилась Ольга. Собственные проблемы казались ей куда более важными, чем вымышленная любовь дальней родственницы.
Ирочка смутилась. Поцарапала ногтем замочек бардачка, слегка покраснела, перевела взгляд к окошку и тихо пробормотала:
– Ты же обещала мне помочь… вот и помогай… Время-то идет… Я очень хочу его увидеть, ну хоть одним глазком… пожалуйста…
– Чокнутая, – хватаясь за голову, сказала Оля.
– От такой же слышу! – разозлилась Ирочка. – Я таскаюсь по Москве куда только захочешь, нянчусь с тобой, готовлю завтрак, обед и ужин, а ты не можешь даже сдержать своего слова!
– Просто сейчас не самое подходящее время, – почувствовав возрастающую вину, сказала Ольга. – Дай с убийством разобраться, а уж потом…
– Нет, нет и нет! Это может продлиться месяцы, а у меня нет столько времени. Или ты помогаешь, как обещала, или пусть Уваров и Васечкин живут с тобой вместо меня.
– Хорошо, хорошо, – замахала руками Ольга. – Поедем сейчас в театр, узнаем расписание спектаклей и устроим тебе очную ставку… То есть не очную ставку, а романтичное свидание.
Ирочка повеселела, вновь покрылась румянцем смущения и затеребила край юбки. Она его увидит… может быть, даже сегодня! Вот это да!
К культмассовому походу в театр Ирочка готовилась очень тщательно (билеты уже куплены, так что скоро мечта осуществится). Два раза вымыла голову, два раза высушила ее феном и, использовав полбутылки мусса, соорудила из волос нечто такое, что Ольга вновь вспомнила о мутантах и попросила валокордина. Пришлось мыть голову в третий раз.
Одежда подбиралась скрупулезно. Изучив собственную сумку и рюкзак, Ирочка чуть сама не впала в депрессию – вязаные кофты с вытянутыми рукавами и юбки пыльных годов никуда не годились. Кинув на родственницу умоляющий взгляд, она легко выклянчила расклешенные брючки и тонкий голубой свитер с воротником-лодочкой.
– Как же я хороша, – выдохнула Ирочка, любуясь отражением в зеркале.
– Ага, – кивнула Ольга, – вот только брюки надо укоротить на десять сантиметров и вытачки на боках распороть. А свитер лучше распустить, добавить еще моток ниток и связать заново.
Н-да… Правда такова, что Ирочка была ниже Ольги, да и весила явно побольше.
– Ерунда, – отмахнулась «невеста» Ларионова, – брюки я сейчас подошью, а если свитер удастся натянуть на подушку, то потом он на мне будет даже болтаться.
Оля, сморщив носик, распрощалась со своими вещами.
Около театра Ирочка вся извелась. Купила букет бордовых роз и металась около колонн, не веря своему счастью – скоро она увидит живого Ларионова, какая радость!
– Да пойдем уже! – надавила Оля, оттаскивая Ирочку от огромного плаката, на котором был изображен ее возлюбленный.