Природная ведьма: обретение силы
Шрифт:
Дверь была выбита мгновенно и на меня, ошарашенную, напуганную, полураздетую и лежащую на полу взирала мужественная фигура, залитая золотым светом. Только сейчас я осознала, насколько ничтожными являются двери, стены, да что угодно, когда они встают на пути архангела. Только сейчас я осознала, как безнадежно влюбилась. Беспомощно хлопая ресницами, я вновь повторила:
— Не надо, Кристиан.
Золотое сияние угасло, и мужчина помог мне подняться. Расправив рукав платья, который запутался в застежках, он помог мне его надеть. Развернув спиной к себе, мужчина неспешно застегивал пуговицы, явно получая удовольствие от этого, казалось бы, незначительного действия. Я и сама могла
— Но иногда, — продолжил он, — случается так, что архангел утрачивает ясность ума, открытость сердца или беспристрастность суждения. Чаще всего — все и сразу. Почти всегда, — он снова замолчал. Мягкие теплые ладони накрыли мои озябшие плечи. — Из-за любви. С ней нам как-то не везет. Мы чувствуем других людей. Абсолютно. Порой мне даже не нужно задавать вопрос, чтобы узнать на него ответ.
Я хотела возмутиться и повернуться, но его сильные руки не позволили. Он не дал мне и слова вставить, с нажимом произнеся:
— Не нужно. То, что ты хочешь сказать сейчас. Не нужно. Ты хотела знать ответ — и я даю его. Исчерпывающий. Из первоисточника. Этого тебе не расскажет даже твой хранитель. Мы используем женщин для утоления физиологических потребностей, — как мерзко это звучит! Тем не менее, я слушала и не перебивала, — и стараемся не впускать ни одну из них в свое сердце, опасаясь, что женщина сможет приручить архангела.
Мужчина замолчал, видимо в этот раз ожидая моего вопроса. А он был готов сорваться с моих губ. Однако я с неимоверным усилием прикусила язык и старалась слушать, не перебивая. Почувствовала, как Кристиан улыбнулся и прижался губами к моему затылку, затем продолжил:
— Снаружи мы непоколебимо холодны. Мало кто знает, что внутри — бесконечно ранимы. Некоторые этим пользуются. Те, кто знает. Поэтому, если архангела приручит не истинная пара, или предаст тот, кому мы доверились… Понимаешь, наши эмоции не приспособлены для среднего мира. Они абсолютны. Для нас нет между. Мы либо любим, либо ненавидим. Как правило, безразличие — это не про нас. От предательства мы быстро впадаем в ярость. По натуре архангелы — защитники и воины. Ярость течет по нашим венам, как и любовь. Последнюю мы выражаем в постели, а первую — на поле боя. Но этого не всегда бывает достаточно. Не в силах обуздать ярость, архангел может раствориться в ней и пасть. Падение происходит постепенно. Сначала на поле боя противники гибнут с удвоенной скоростью, потом теряется самоконтроль, и гибнуть начинают свои же… Падший ангел — хуже лорда Нижнего мира. Он утрачивает свои крылья. Утрачивает ключ к Богам. Ключ к Верхнему миру. Взамен — ни жалости, ни любви, ничего. Только бесконечная ярость внутри. Неутолимая ни убийством тех, кто стал причиной падения, ни кровью сотен других. После рек крови, пущенных с целью утоления этой жажды, приходит пустота. Абсолютная пустота. И падший спускается в Нижний мир, пополняя ряды Герцогов Тьмы, потому что у него не остается иного выбора.
Снова тишина. Кристиан словно обдумывал свои же слова, а потом совершенно тихо произнес:
— И Фрейя полагает, что мой процесс падения начался.
Я взглянула на выбитую дверь. Надеюсь, мои комнаты переживут хотя бы первый год обучения. Они с завидным постоянством подвергаются разного рода нападениям. Теперь еще и архангел, который может стать падшим ангелом, атакует их. Видела ли я изменения? Думаю ли, что Фрейя права? К сожалению, все это очевидно. Наконец, развернувшись, я подняла голову, чтобы видеть его прекрасное усталое лицо.
— Это из-за меня? — очень тихо, но он услышал. Ответа не требовалось. Его глаза говорили лучше всяких слов. — Прости, я не имею ни малейшего желания, как ты выразился, приручить тебя. Тем более использовать или предать.
— Поздно. Слишком поздно, Элизабет, — грустно сознался он и вышел из ванной комнаты.
— Почему поздно? Это наверняка можно остановить, — я вышла вслед за мужчиной. — Что я могу сделать?
— Стань моей, — в глазах — бесконечные мольба и надежда. Я оторопела от столь неожиданного поворота событий.
— Господин Рейнгард! — в ответ — вспышка золотого света. — Не нужно меня тут сиянием шантажировать, и без того страшно! — Сияние ослабло. — Мне подобного рода намеки на постель совершенно не нравятся! Вы достаточно четко выразили свое отношение к женскому роду и пополнить стройный ряд ваших любовниц я не смогу. Я не такая! Быть одной из сотен слишком больно. Если ввела вас в заблуждение, показавшись доступной и неразборчивой в связях — прошу прощения.
— Неразборчивой в связях? — тихий шепот, полный злости. Лучше бы он кричал на меня, это бы произвело меньше впечатления. Я привыкла, что на меня кричат. Лучше бы даже ударил, чем смотрел таким взглядом. Он ударяет гораздо больнее физического воздействия, к которым я уже привыкла.
— Я не это имела в виду, — жалкое оправдание собственному языку без костей. — Извините, но если вся ваша ярость вызвана невозможностью затащить меня в постель — то я бессильна помочь и ваше падение неизбежно!
— Да если бы я хотел затащить тебя в постель, — мужчина в один миг оказался рядом со мной, а я — стиснута в крепких, но очень нежных объятиях, от которых любая бы растаяла. И я не стала исключением, закрыв глаза и слушая с замиранием сердца, — ты бы уже была там. Возможностей было предостаточно!
Что? Резко распахнула глаза. Звон оплеухи разрезал тишину, наполненную моим возмущением. В ответ и я получила оплеуху, но иного рода. Меня бесцеремонно и нагло поцеловали. То есть поцелуй как раз был полон нежности, хоть и был настойчивым и властным, но разрешения на это действо никто не спрашивал, а потому, вдоволь им насладившись, я отстранилась, позволив себе возмутиться.
— Потом будешь возмущаться, — предупредил он и продолжил свою сладостную пытку, крепко прижимая меня к себе. И я позволила это. Тепло его тела под моими пальцами, упругие мышцы спины, рук, сильная шея… Я исследовала каждый сантиметр его могучего тела, пока разум боролся с чувствами. К сожалению, первый победил и, с трудом подавив желание никогда не выходить из его объятий, я снова отстранилась. — Ну что еще, Элизабет? Что? Я ведь чувствую внутри тебя тоже, что чувствую сам. Этот огонь уничтожает нас обоих! Почему нельзя просто позволить нам быть счастливыми?
— Потому что я не могу, — созналась я, положив руки ему на грудь. Не в силах видеть его и не касаться. — Даже если бы и хотела.
Ну почему в моей жизни все так сложно? Почему такая несправедливость…
— А ты не хочешь?
— Не могу.
— Не могу и не хочу — разные вещи. Ответь, ты не хочешь? — он накрыл мои руки своими ладонями и с мольбой заглянул в глаза цвета летнего поля.
Соврать ему? Раскроет мою ложь в два счета. К тому же, пойдет убивать направо и налево, сначала орков, потом меня, потом всех подряд, потом спустится в Нижний мир и там шороху наведет. И все из-за одной маленькой лжи. Сказать правду? Но я же вижу, узнав ее, он будет бороться за меня. Бороться до последнего. И я сдамся. А это рано или поздно уничтожит нас обоих, поскольку правда моего прошлого тяжелым молотом бьет по наковальне, на которую я хочу положить нас с Кристианом.