Природные катастрофы. Том 1
Шрифт:
Особенно страшным в армянском землетрясении 1988 года было количество человеческих жертв, обусловленное непродуманным строительством большинства жилых домов в данном районе. Построенные небрежно и с большой экономией в эру Брежнева, они просто обрушились на головы жильцов. Часы на городской площади Ленинакана замерли в 11.42 — минуту спустя после начала землетрясения. Везде, где когда-то стояли жилые дома, в диком беспорядке валялись блоки и обломки, пальцами торчали изогнутые балки. Печально бродили уцелевшие люди, пустыми глазами отыскивая среди руин лица родных.
Поезда были сброшены с рельсов, грузовики завалены оползнями, мощные автомобили,
«Все было, как в замедленном кино, — вспоминала момент землетрясения работница чулочной фабрики Рузанна Григорян. — Я видела, как падала бетонная панель. Я хваталась за каждый кусок бетона, за каждый металлический стержень под рукой, пытаясь сантиметр за сантиметром освободиться из плена. Потом я узнала, что делала это на протяжении многих и многих часов».
«Раздался громкий гудящий гул, потом из-под земли вырвался пар, и здания стали качаться, как лодки, — рассказывал позже житель Ленинакана Геворк Шахназарян, описывая первый и самый страшный из трех толчков. — Казалось, что земля закипела».
Советское телевидение показывало обезумевшего человека, стоявшего среди груды деревянных и бетонных обломков и с отчаянием показывавшего на обгорелую кучу обломков, бывших когда-то кухней. Его брат обедал там в тот момент, когда произошло землетрясение. Тело отца только что извлекли из-под развалин. Врата так и не нашли. «Никто не смог бы жить здесь, — говорил человек сдавленным, вызывавшим ужас голосом. — Горе так ужасно».
Майор из Ленинакана Эмиль Киракоеян потерял всю семью, состоявшую из 15 человек. «Их больше никого нет, — плакал он в телестудии. — А я должен продолжать работать».
Спасатели день за днем продолжали раскапывать завалы. Четыре дня спустя после землетрясения машинист башенного крана Антон Сукисиканян сказал советскому телевидению: «Мы откопали 23 живых человека, но я не хочу говорить, сколько мы извлекли мертвых тел. В этом здании работали 280 человек».
Двенадцать жилых домов Ленинакана перестали существовать. То, что было когда-то девятиэтажным зданием близ центральной площади, превратилось в двенадцатиметровую гору обломков, перемешанных с лоскутами одежды, занавесками, матрацами. По иронии судьбы, одним из зданий, рассыпавшихся в пыль, оказался сейсмический институт Армянской академии наук.
Низкое качество панельных и блочных зданий, а также отсталость советской медицины в значительной мере снизили эффективность спасательных работ. Но как бы то ни было, перестройка Горбачева способствовала широкому отклику на катастрофу. Правительство согласилось принять интернациональную помощь, которая вряд ли была бы возможна в более ранние годы. Уже 10 декабря бригада французских пожарников с 36 собаками выгрузилась на двух авиалайнерах «ДК-8», а в московский аэропорт прибыл транспортный самолет «Геркулес», доставивший палатки, одеяла, медикаменты и специальное оборудование.
В тот же день над значительной частью территории Советского Союза опустился густой туман, отсрочивший доставку помощи и спасательных средств. Одиннадцатого декабря на подлете к Ленинакану разбился советский военный транспортный самолет с 9 членами экипажа и 69 военнослужащими на борту. Днем позже на подлете к переполненному самолетами аэропорту Еревана разбился военно-транспортный самолет югославских военно-воздушных сил. Его экипаж из 7 человек погиб.
Хаос нарастал. Газета «Правда»
12 декабря советское телевидение сообщило о попытке ограбления сберкассы в Спитаке, городе, который землетрясением был стерт с лица земли. Армейский офицер рассказывал, что солдатам пришлось сдерживать толпу народа, которая хотела разорвать грабителя прямо на месте. «Как видите, горе не всегда сплачивает людей», — заметил главный советский обозреватель Геннадий Герасимов.
На следующий день на улицах Ленинакана появились автомобили с громкоговорителями, советуя лишившимся крова людям оставить город. Все же значительная часть уцелевших людей, покрытых сажей и грязью, осталась в городе. Люди продолжали поиск родственников, знакомых, имущества. И, что более страшно, искали «памятные сувениры».
150 человек были задержаны за мародерство, включая и человека из Кировакана, которого застали в тот момент, когда он снимал с трупов часы и украшения.
Отчаяние толкало спасшихся в катастрофе людей бродить среди неустойчивых развалин, спать у лагерных костров прямо на снегу. Доведенный до отчаяния 46-летний мужчина, потерявший всю семью, зарезал себя ножом в Ленинакане.
Постепенно международные спасательные отряды стали уезжать. Для беженцев соорудили палаточные городки, что особенно было характерно для Спитака, знаменитого раньше сахарным заводом и заводом, изготавливающим лифты. После землетрясения от города не осталось практически ничего.
Спустя 35 дней сообщили о том, что в Ленинакане случилось чудо: будто бы в подвале разрушенного здания были обнаружены 6 человек во главе с Айяказом Акопяном, плотником по профессии. Они выжили, как объявил мировой прессе Акопян, благодаря «маринадам, консервированным компотам, варенью, яблокам и окорокам». Акопян рассказывал, что поддерживал бодрый дух у остальных людей тем, что пел песни и рассказывал байки.
Но эта история оказалась мистификацией. «Вполне объяснимо то, что мы поверили в это, — писал ТАСС. — Людям так хотелось поверить в чудо спасения 6 человек на 35-й день после землетрясения».
Но если отбросить в сторону мистификации, землетрясение и его последствия преподали хороший урок. Армения и Азербайджан на несколько дней после землетрясения забыли о вражде. Правда, потом они снова возобновили вооруженные стычки, словно ничего не произошло. Нищета и страдания людей не имели значения там, где вопрос касался этнических разногласий.
Слабость советской системы и сила новых влияний обнажились так же драматически, как и остовы разрушенных зданий. «Эти дни смерти и дипломатии показали отсталость и косность советской системы, которая непременно приведет к месяцам официальных упреков и обвинений, — писал в «Нью-Йорк таймс» Билл Келлер. — Но они также увидели, что общество, так долго державшее в секрете свои домашние трагедии, так долго стыдившееся принимать чужую помощь, наконец открылось для мирового сострадания, стало прислушиваться к советам со стороны, как никогда раньше».