Приручение одиночества. Сепарационная тревога в психоанализе
Шрифт:
Появление матери убеждает его в силе и устойчивости его объектов, и, более того, это уменьшает его уверенность во всемогуществе враждебности и усиливает веру в собственную любовь и восстанавливающую силу. Если мать не возвращается или ее любовь недостаточна, он остается во власти своих депрессивных и персекуторных страхов.
У детей и взрослых, которые страдают от депрессии и ощущают неуверенность в отношении обладания хорошими внутренними объектами, страх потери интернализованных «хороших» объектов становится источником постоянного страха смерти реальной матери, и наоборот: любая ситуация, грозящая потерей реального любимого объекта, вызывает страх потери интернализованного объекта.
В обозрении идей Кляйн, посвященных
Точно так же Манзано подчеркивает функцию матери в качестве объекта «присутствующей матери», который Кляйн называет «пятым объектом», в дополнение к четырем описанным ею, согласно Баранже (Baranger, 1980). Этот объект «присутствующей матери» непосредственно касается реальности и восприятия, и «по этим причинам это имеет особый интерес для нас, когда мы рассматриваем реакции на сепарацию, которые вызывает физическое отсутствие матери» (1980, p. 250).
Каждый ребенок на протяжении своего развития сталкивается с ситуациями сепарации и утраты, которые представляют для него угрозу и, с этой точки зрения, каждая стадия развития влечет за собой утрату. Согласно Кляйн, первыми и наиболее значительными утратами являются рождение и отлучение от груди. Отлучение от груди является прототипом всех последующих утрат, в частности, утрата идеализированной груди вызывает реакции горевания, сопровождающиеся грустью и тоской, которые становятся существенным компонентом депрессивной позиции.
По мере развития ребенка эти утраты все меньше переживаются на персекуторном уровне (страх утраты Эго и страх быть атакованным плохим объектом) и все больше – на депрессивном уровне (страх утраты интернализованного хорошего объекта). Всякий раз, когда на протяжении жизни случается утрата, депрессивные чувства реактивируются. Сигал (Segal, 1979) описала эти стадии жизни следующим образом:
Во время тренинга опрятности («туалетного» тренинга) существует необходимость отказаться от идеализированного внутреннего стула; достижения в ходьбе и способности говорить также включают сепарацию и признание сепарированности; в подростковом периоде нужно отказаться от инфантильной зависимости; взрослым приходится сталкиваться со смертью родителей и родительских фигур и с постепенной потерей молодости. На каждой стадии вновь и вновь разворачивается борьба между регрессией от депрессивной боли к параноидно-шизоидному способу функционирования, с одной стороны, и проработкой депрессивной боли, ведущей к дальнейшему росту и развитию, с другой. В этом смысле можно сказать, что депрессивная позиция никогда полностью не прорабатывается: проработка депрессивной позиции привела бы к совершенному взрослению индивида. Однако степень проработки депрессии и безопасной установки хороших внутренних объектов внутри Эго детерминирует зрелость и стабильность (Segal, 1979, 135-6).
Более подробно мы остановимся на концепции интеграции в главе 12, в связи со статьей Кляйн «О смысле одиночества» (Klein, 1963).
Кляйн рассматривала реакции на сепарации в аналитической ситуации как реактивацию параноидной и депрессивной тревоги. Она и ее последователи придавали большое значение детальному и педантичному анализу фантазий, инстинктивных и защитных проявлений в переносе, возникающих при каждом перерыве в аналитических встречах.
К примеру, Кляйн очень по-разному интерпретирует страх быть брошенным у детей и взрослых, в зависимости от контекста переноса и доминирующих чувств: анализанд может чувствовать, что объект бросает его вследствие бессознательных агрессивных фантазий, направленных на него, и в таком случае он чувствует, как будто он попал к плохому объекту (параноидная тревога); или он может бояться потери безопасности, которую дает хороший интернализованный объект (депрессивная тревога). Специфические способы защиты затем анализируются, в частности, маниакальные защиты, а также проективная идентификация, которые используются «здесь и сейчас» против страха разлуки или потери объекта.
Далее Кляйн представила новые идеи, добавляя к нашему пониманию объектных отношений оригинальные понятия параноидно-шизоидной и депрессивной тревоги. В частности, она представила концепцию проективной идентификации и зависти, которые по-новому объяснили функцию нарциссизма в качестве защиты против восприятия объекта как отдельного и другого (отличающегося).
Последователями М. Кляйн, в частности, Г. Розенфельдом, Х. Сигал, В. Бионом и Д. Мельтцером была описана вовлеченность нарциссизма в защиты против параноидной тревоги, депрессивной тревоги, зависти и их трансформаций. Хотя Кляйн немного говорила о нарциссизме, эта концепция так или иначе представлена в ее работах (Klein, 1991), как показали Сигал и Белл в исследовании теории нарциссизма у Фрейда и Кляйн. К примеру, в описании проективной идентификации в «Заметках о некоторых шизоидных механизмах» (Klein, 1946) Кляйн прямо говорит, что когда отношения с другим человеком основаны на проекции на него «хороших» или «плохих» частей субъекта, это «имеет нарциссическую природу, поскольку объект в этом случае определенно представляет одну из частей Эго» (p. 13). Кляйн имплицитно обращается к нарциссизму также в «Зависти и благодарности» (Klein, 1957), когда демонстрирует, что проективная идентификация является средством достижения целей зависти и в то же время защитой от нее, – например, в случае, когда завидующий субъект вводит себя в объект и овладевает его достоинствами. Однако, проводя это сравнение, Кляйн непосредственно не обращается к нарциссизму, хотя мысль о существовании тесной взаимосвязи между нарциссизмом и завистью явно просматривается в этой работе, отмечала Сигал (Segal, 1983).
В заключение обзора существенного вклада Кляйн и применения ее идей в клинической практике и анализе развития переноса следует отметить, что в аналитическом процессе мы наблюдаем постоянное чередование: сначала мы замечаем, что сепарация мобилизует всемогущую проективную идентификацию с объектом, чтобы не осознавать объект как отдельный. Затем восприятие объекта как иного и имеющего специфический пол мобилизует зависть, которая постепенно превращается в ревность относительно первичной сцены. В этом случае ощущение отдельности принимает другое значение: мать уже больше не воспринимается как принадлежащая исключительно ребенку, но как составляющая пару с отцом, и это вызывает чувство исключенности из родительской сексуальности, сопровождаемое желанием идентифицироваться с родителями в контексте эдипова комплекса.
Герберт Розенфельд: проективная идентификация и нарциссическая структура
На основе работы Кляйн о ранних объектных отношениях Розенфельд исследует роль всемогущества, интроективной и проективной идентификаций и зависти как защит против признания сепарации между Эго и объектом. Так он определяет нарциссическую структуру, наблюдаемую в психоанализе, и выделяет два типа нарциссизма: либидинальный и деструктивный.