Пришельцы ниоткуда (сборник)
Шрифт:
— Я не говорю, что вы не правы, — возражал Жюльен. — Мне тоже нравится все, что вы осуществили, только я не хочу забывать Бермон, тревоги и радости прежней жизни! Но какие у меня там были радости, теперь я и сам не знаю.
— Вот видите, — говорил Назэр.
В ресторане они застали Элуа. В глазах молодого человека была безмятежная пустота, столь характерная для жителей острова, навсегда затерянного во времени.
«Нет!» — повторил Жюльен.
Прошли еще дни, недели.
По-видимому, приближался сезон дождей. Однако ничего не менялось. Жюльен Грэнби все больше забывал свой Бермон. В его краю время проходило так же бесплодно, хотя там он был не таким беззаботным и отрешенным, как здесь. Но к чему было стремиться? Когда Жюльен останавливался на лестнице, он, так же как и другие, вглядывался в какую-нибудь точку на лестничных переходах.
Иногда юноши и девушки вполголоса начинали петь. Это была тоскливая песня, которая сразу обрывалась. Однажды Жюльен встретил Ирэн. Девушка остановилась в нескольких шагах от него под большим панно, отбрасывающим четкую четырехугольную тень. Ирэн долго смотрела на Жюльена. Однако, когда он приблизился, чтобы с ней заговорить, мгновенно убежала. Черные волосы волнами ложились на ее плечи. Он не мог ее забыть.
Нельзя забывать! Работая, он твердил эти слова. Чего ты не должен забывать? Что на свете есть и другое. Прошла еще неделя, и он снова все забыл. Наконец в один прекрасный день — он так и не мог понять, как это случилось, — когда он работал с товарищами в цеху, ему вспомнилась одна старая история, которую он слышал от брата. Жюльен не удержался и рассказал ее соседу.
История была очень простая. Давным-давно на одном из заводов в предместье Парижа была двойная железная лестница, которая вела в машинный зал. Те, кто шел на работу, поднимались влево от центрального входа, а окончившие работу спускались с другой стороны. Некоторые из них виделись только на ходу, так как принадлежали к разным бригадам. И вот ежедневно, в полдень, на лестнице сталкивались молодой человек и девушка. Встреча происходила с удивительной точностью. Быть может, они украдкой поглядывали друг на друга. Однако об этом никто не знал. Девушка жила в Левалуа, юноша был из Иври. Другой возможности для встреч у них не было.
Жюльен выложил начало этой истории тоном человека, которому предстоит многое рассказать. Однако он заметил, что его соседи, даже самый ближайший, проявили полное безразличие.
«К чему все это? — подумал Жюльен. — Ведь они меня даже не слушают».
Он решил больше не рассказывать и углубился в работу, состоящую в том, чтобы наладить тонкую часовую ось, предназначенную неизвестно для чего. К полудню эта история начисто вылетела у него из головы, а в ресторане он уже рассказывал о новом выпуске научного бюллетеня, посвященного подводному рельефу. Однако его соседи, в особенности Элуа и Назэр, тайком поглядывали на него, но не сказали ни слова. «Какая муха их укусила?» — подумал Жюльен, и ему тут же пришло на ум, что в этих краях нет ни одной мухи и других насекомых не больше, чем настоящих птиц. Жюльен поделился этим соображением с окружающими. У соседей округлились глаза; в них вспыхнул живой огонек и тут же погас. Все упорно молчали. Что это на них нашло? При общении с жителями острова Жюльен всегда восхищался их удивительно ровным настроением, царившим повсюду, как солнце и ветер. Столь необычная сдержанность соседей привела его в замешательство. Тщетно искал он слова, которые могли бы их расшевелить, но они по-прежнему сиделр с отсутствующим видом.
В конце дня, когда Жюльен, как обычно, отправился на прогулку, его ожидал другой сюрприз. После случая с двумя роботами — господином Зет и вторым, которые повредили свои механизмы и, по-видимому, вышли из строя, к нему больше никого не приставляли. Жюльен бродил повсюду, наслаждаясь, одиночеством. Он отправлялся на пляж, возвращался оттуда, когда хотел, не заботясь о том, чтобы всегда быть начеку. Большую ч-асть времени он проводил, бродя вдоль балюстрад, и уже не пытался проникнуть в тайну этих мест. Скандал из-за камешков, которые он бросал в море, так сильно на него подействовал, что он понял раз и навсегда: нужно беспрекословно подчиняться законам этой страны, не подвергая их никакому обсуждению. Своим благонравным поведением Жюльен снова снискал расположение. В высших сферах пришли к заключению, что он ничем не отличается от других граждан. И потому Жюльен немало удивился, когда заметил, что люди оборачиваются ему вслед, собираются группами и говорят, по-видимому, о нем. Он спустился по лестнице, вышел на другую террасу, но его сопровождало перешептывание и преследовали любопытные взгляды. Наконец он осмелился подойти к трем оживленно беседовавшим мужчинам.
— Скажите, пожалуйста, что здесь происходит?
Никакого ответа. Такая
— Простите, господа, если я буду настойчив, — не унимался Жюльен. — Я здесь еще не освоился и не всегда знаю, как нужно поступать.
Один из мужчин сказал:
— Ну, разумеется. И что же случилось потом?
Затем все трое удалились, словно убоявшись этих безобидных слов. И тут Жюльен услышал металлический скрежет. В небе носились огромные стаи железных птиц. Но, вместо того чтобы ринуться вниз, как ожидал Жюльен, они стали описывать в воздухе длинные спирали. Птицы кружились довольно долго и наконец исчезли.
Вечером в ресторане соседи Жюльена Грэнби хранили тягостное молчание, тогда как за другими столами раздавались оживленные голоса. Тщетно пытался Жюльен уловить слова, которые объяснили бы ему, что происходит.
— А потом? — спросил кто-то.
— Об этом в сегодняшних выпусках ничего не говорится.
— Выходит, что они об этом никогда не сообщат?
— Ну а потом, что же случилось потом?
Назавтра, проснувшись, Жюльен обнаружил повсюду большое волнение. Казалось, некоторые бригады не решались заходить в цеха. Другие входили и выходили обратно. Цехов было много, и там изготовлялось все необходимое для бесперебойной работы больших заводов. Эта суетящаяся толпа напоминала развороченный муравейник. Как и накануне, в небе парили железные птицы, но не опускались. Через несколько минут порядок кое-как установился, но если он установился кое-как, то здесь это было равносильно панике. Некоторые на минуту задерживались на пороге, другие решительно отправлялись на свои места. Были и такие, что быстро, через ступеньку, взбегали по лестнице, — без сомнения, они ошибались этажом. «Озабочены, рассеянны», — прошептал Жюльен, направляясь в часовой цех. Там его поджидал Назэр.
— Сегодня утром вы не работаете, — сказал он Жюльену, — пойдемте со мной.
— Куда я должен идти? — спросил Жюльен. — Чего от меня хотят? Разве я не делаю того, что положено?
Едва удержавшись, чтобы не задать вопроса, Назэр вовремя одумался и сделал Жюльену Грэнби знак следовать за ним.
Сначала Назэр спустился по лестнице на террасу, потом обогнул лестницу. Под ней оказалась маленькая, почти невидимая дверь. Жюльен прошел вслед за Назэром по длинному, плохо освещенному коридору, от которого в свою очередь ответвлялся целый ряд узких проходов. После нескольких минут ходьбы по этому лабиринту, где каждое мгновение казалось, что ты здесь только что проходил, они достигли вестибюля. В одной из стен бесшумно раздвинулись створки, и Жюльен очутился в зале, будто подвешенном над самым морем и походившем на огромный диспетчерский пост. Назэр внезапно скрылся. Обернувшись, Жюльен увидел, что створки снова сдвигаются.
— Жюльен Грэнби, — раздался чей-то голос.
В противоположном углу, у окна, за столом сидел человек. Жюльен приблизился к нему.
— Сядьте в это кресло! — сказал человек.
— С кем имею честь? — спросил Жюльен.
— Мое имя ничего не значит, — ответил незнакомец. — Я только выполняю должность главного механика. Двадцать человек по очереди занимают этот пост, и наши функции сводятся к простым расчетам.
Жюльен почесал затылок.
— Садитесь. Тут нет никакой тайны, и вы могли уже убедиться, что здесь ни от кого ничего не скрывают. Если хотите знать, я выполняю роль управляющего, и моя обязанность — пускать в ход машины, а уж они решают в соответствии с установленным порядком социальные проблемы. Когда эти проблемы оказываются надуманными или ненужными, машины их исключают и уничтожают тех, кто в этом повинен. Вы, конечно, видели железных птиц за делом.
— Очень ловко придумано, — вежливо заметил Жюльен.
— Вполне естественно. То, что выходит за рамки установленного порядка, погибает тут же, при зарождении беспорядка. Мы избегаем всяческих причин для спора и малейших поводов для скандала. У машин более тонкая организация, чем у нас, и они сами решают, что именно нужно прекратить или уничтожить. Иногда какое-нибудь незначительное или безобидное действие, скажем бросание камешков в море, служит признаком потенциального преступления, которое может быть совершено в состоянии аффекта. Но даже горе ребенка или склонность к вам, быть может кажущаяся, такой девушки, как Ирэн, постепенно переходят в безразличие благодаря искусству машин, о котором мы не имеем никакого представления. Например, вас достаточно было только напугать.