Пришельцы в Калмыкии 3.
Шрифт:
Хар-Гаря пробрался, так осторожно в покои к князю, что ни один человек не смог его не то, что остановить, но даже тени его рассмотреть. Подошел воин к князю, так что тот весь вздрогнул, увидев перед собой молодого человека. Эрдни тихим голосом попросил князя выслушать его. Князь разрешил. И тогда Эрдни пересказал слова Панкрата. Князь долго не мог поверить в то, что рассказал ему Эрдни. Здесь очень помогла нам его мать, которая тоже пришла к князю на прием. Она сразу же начала рассказывать информацию ему, которую узнала от одной из нянек. Воевода и епископ подговаривали народ против басурман колдунов и требовали их казни. Мало того, они требовали, чтобы и княгиню, как тоже ставшую колдуньей, так же казнили на костре. Князь уточнил имя нянечки и, вспомнив,
– Что делать будем? – спросил Эрдни.
– Ты теперь мой ближний человек. Выйди победителем из этой ситуации, докажи свое право быть ближним моим человеком – ответил сурово князь. Эрдни поклонился и вышел из княжеских покоев.
К этому времени наступила ночь. Все дела решено было отставить на следующий день. Мы легли спать. Но ночью тонкий слух Хар-Гаря уловил подозрительный шум у входа в наше помещение. Вскоре дверь бесшумно открылась, и в помещение вошли две темные фигуры. В руках у них были кинжалы. Убийцы осторожно стали пробираться к закутку, в котором находился Панкрат. Хар-Гаря выхватил меч и молча бросился на врага. Враги так же выхватили свои мечи. Начался бой, который проходил в полной тишине. Враги наши считали, что они смогут легко справиться с молодым человеком. Но они явно ошиблись. Вскоре наш великий воин смог заколоть первого убийцу, а потом расправился и со вторым своим противником.
– Спать нам сегодня не придётся - сказал наш воин. – Нужно незаметно избавиться от трупов.
Через примерно час трупы нами были аккуратно утоплены в болоте, так что отыскать их было невозможно. Затем Хар-Гаря ничего нам, не говоря, направил всех нас к резиденции епископа. Здесь он пробрался к келье, в которой крепкий еще достаточно молодой мужчина молился. Тут Хар-Гаря кинжалом убийц нанес тяжелое ранение епископу. И его кровью написал на стене – так будет со всеми кто пойдет, против боярина Симона Тушева и власти боярской рады.
Не было у нас с братом слов, чтобы выразить наше возмущение подлым святотатством, совершенным нашим воином. Он нанес рану духовному отцу во время его молитвы господу! Если бы у меня были руки, я бы лично придушил воина. Но рук у меня в данный момент не было, и я лишь мог клясть последними словами Хар-Гаря. Божьего прислужника ужасными своими руками, ладно, пусть не своими, но всё равно поднял руку на духовное лицо! Совершил великий грех. Нет теперь нам всем прощения во веки веков! Я просто не знал, как я переживу этот ужасный поступок! Как только мы оказались на месте, в помещении, в котором ночевали, мы с братом начали проклинать за злое дело Хар-Гаря. Но воин в ответ лишь ругался и отвечал, что мы глупые бараны, и что поп сам является изменником и предателем, а значит и христопродавцем и сам бог велел им покарать грешного еретика. На что мы отвечали, что судить мог такого большого слугу господа только владыка, но никак не грешный чужеземный воин. Через некоторое время Эрдни уснул, и нам тоже пришлось прекратить наши разговоры.
Проснулись мы рано утром от того, что бил колокол. Мы вышли во двор и увидели, что вся дружина была уже там. В центре двора стояла кровать, на которой лежал с выражением невыносимой муки на лице епископ, укрытый толстой попоной, возле него стояли князь и его главный воевода. Боярин Куницын был более всего похож на мой вкус на гигантского дикого вепря. Так же был он черен и волосат, и по всему было видно, отличался такой же неимоверной силой и яростью. Князь, великий воин казался хрупким юношей, стоя перед этим массивным и злобным великаном. А епископ, меж тем слегка приподнявшись на постели, что-то зло говорил князю и боярину и указывал на нас.
Мы не стали зря терять времени и сразу же подошли поближе и тут же услышали, что епископ слабым голосом обвиняет нас во всех смертных грехах и требует нашей немедленной казни на костре. Только очистительный огонь спасет наш народ от этих злодеев колдунов, уверял епископ князя. Но воевода тут же перехватил слово и пошел еще дальше, он прямо обвинил князя в пособничестве нечистой силе и потребовал, чтобы были казнены на костре не только сами колдуны, но и излеченные ими супруга князя и воин Панкрат. Ибо они сами и их души погибли от злого воздействия магии, и вместо них теперь на свете существует злобные демоны, принявшие вид умерших людей. По всему было видно, что слова воеводы и раненого епископа находят поддержку у дружины. Все согласно кивали головами, и смотрели на нас с ненавистью. Князь возразил:
– Как же ты воевода служишь мне верно, если на епископа нашего друга духовного слуги злого боярина Симона напали и чуть его жизни не лишили? Ты же сам видел надпись на месте преступления! Почему ты не ищешь врагов в чистом поле, а пытаешься искать их среди тех, кто помогает мне?
– Пока здесь враги рода человеческого, злые маги и колдуны находятся под твоей защитой князь, нет тебе никакой веры. Отрекись от сил зла, вернись к нам к твоим верным сподвижникам и тогда мы все вместе снова пойдет в бой. Верно, я говорю, дружина? – обратился к воинам за поддержкой главный воевода.
В ответ раздались дружные крики поддержки дружинников. Князь посмотрел на своих людей с удивлением и злобой, но возразить ничего не мог. Тут Хар-Гаря подтолкнул нас всех к князю и епископу и боярину. Невольно все кто был во дворе крепости посмотрели на нас. Хар-Гаря воскликнул:
– Воины! Вас пугает этот старый трус воевода, словно вы не солдаты, а молоденькие девчонки, которые жизни не видали. Вы что все здесь последние трусы? Ответьте мне. Кто он этот воевода, чтобы требовать смерти госпожи Настасьи? Он что считает себя выше нашего князя? Он считает себя выше бога? Да и вы. Вы что предатели? Кто из вас предатель и понесет на костер невинную женщину, свою природную госпожу? Вы совсем с ума сошли! Этот воевода предатель и изменник и его следует казнить. Я так же считаю, что ранение слишком сильно повредило здоровью епископа, потому он и стал нести такую страшную ересь обо мне и моих товарищах. Я лично все у епископа спрошу сейчас, и если он, этот святой человек, мне действительно укажет, на то, что я злой колдун и маг, и докажет это. То тогда я сам лично себя на костре сожгу, ради вашего общего спасения. Я клянусь вам в этом. Верьте мне, мое слово верное.
Видно было, что не столько сами слова, сколько тон, какими они были сказаны, начальственный тон, не терпящий никакого возражения, подействовал на дружину. Отовсюду раздались слова – пусть решит епископ, что делать с басурманами, а за княгиню мы все горой станем. Тут Хар-Гаря повел нас к кровати на которой лежал епископ. Мы бухнулись на колени перед кроватью, и приникли к уху епископа. Хар-Гаря начал говорить:
– Привет дядя. Покаяться хочу. Это я тебя сегодня ночью ножиком убил, ты уж меня прости, выбора ты мне иного не оставил. Раскаиваюсь, ибо смерть твоя будет жуткой, рана твоя почти неизлечима. Только мы её излечить сможем.
– Что ты лжешь. Меня ранил ножом слуга боярина Симона по ошибке – возразил удивленный епископ.
– Это тебя кто-то обманул. Я тебя без всякой ошибки ранил смертельно. Но у меня выбора не было. Ибо я знал, что иначе ты нас всех бы тут погубил сейчас. А так ты нас всех спасешь.
– Чем докажешь, что не врешь мне? – спросил церковник.
– Ранил я тебя и на стене написал, так будет со всеми кто пойдет, против боярина Симона Тушева и власти боярской рады. Согласись, знать это я мог лишь, если б сам эту надпись написал – ответил Хар-Гаря.