Пришелец и закон
Шрифт:
— Swing your partner, do-si-do… [65]
Присяжные расхохотались.
— Спасибо за представление, — холодно сказала Зиглер. — Мистер Хаск, если вы были частым гостем в комнате жертвы, то почему мы должны верить, что в момент убийства вас там не было?
— Вы должны в это верить в соответствии с презумпцией невиновности, которая, как предполагается, является базовым принципом вашей системы права.
— Не является ответом на вопрос, просим вычеркнуть, —
65
Полной ясности нет, но, по-видимому, это как-то связано с музыкой кантри (Колхаун, в конце концов, из горной части Теннесси, родины этого музыкального стиля). http://youtu.be/N_cQuBSo_jk
Однако судья Прингл улыбалась.
— По-моему, отличный ответ, миз Зиглер. Отклоняется.
Зиглер снова повернулась к Хаску.
— Однако вы признаёте, что часто бывали с доктором Колхауном наедине.
— Я бы сказал «время от времени».
— Пусть так. Время от времени вы оставались с ним наедине. А в тот вечер, когда произошло убийство, вы решили не ходить на встречу со Стивеном Джем Гулдом.
— Это так.
— Почему?
— Я знал, что в тот вечер я должен буду линять.
— И вы хотели сделать это без посторонних глаз?
— Вовсе нет. Просто я знаю, сколько внимания люди уделяют тосокам даже в обыденных обстоятельствах. Мне показалось, что публичное сбрасывание кожи посреди лекции привлекло бы ко мне слишком много внимания, что было бы невежливо по отношению к профессору Гулду.
— Весьма предусмотрительно, — сказала Зиглер с сарказмом в голосе. — Однако вы не должны были линять в тот день. Откуда вы могли знать, что это должно произойти?
— Ранее в тот день у меня начали отваливаться чешуйки, а также я чувствовал зуд, обычно сопутствующий линьке. Я признаю, что линька была вне графика, но о её приближении я знал заранее.
— И как вы объясните присутствие предметов, похожих на тосокскую чешую, в комнате доктора Колхауна?
— Возражение, — сказал Дэйл. — Требование строить догадки.
— Я разрешаю, — сказала Прингл.
Щупальца не голове Хаска качнулись.
— Я был у него в тот день; должно быть, обронил несколько чешуек. Или, возможно, я сорил чешуёй по всему общежитию, а доктор Колхаун заметил и, заинтересовавшись, подобрал их и принёс в свою комнату для изучения; их могли сбросить со стола на пол в ходе потасовки, которая, возможно, сопутствовала убийству.
— Что вы делали в момент убийства доктора Колхауна?
— Я полагал, что обвинению не удалось установить точное время, когда оно произошло, — сказал Хаск.
— Хорошо. Что вы делали между восемью вечера и полночью двадцать второго декабря?
— С восьми до восьми тридцати я смотрел телевизор.
— Какую программу?
— Полагаю, я беспорядочно переключал каналы. Я смотрел понемногу множество передач. — Пучок щупалец сложился в тосокский эквивалент пожатия плечами. — В конце концов, я мужчина.
Присяжные рассмеялись. Щёки Зиглер немного покраснели.
— А чем вы занимались после того, как закончили переключать каналы?
— В основном, медитацией. И, разумеется, линькой.
— Конечно, — сказала Зиглер. — Так удобно подоспевшей линькой.
— Это вовсе не удобно, миз Зиглер. Не знаю, есть ли в людской биологии какие-либо периодические процессы, но поверьте мне, линька раздражает неимоверно.
Судья Прингл изо всех сил старалась сохранять серьёзное выражение лица.
— Инструмент, которым убили доктора Колхауна, — сказала Зиглер. — Он ваш?
— Очень похоже, разумеется, что его убили тосокским мономолекулярным резаком, да. Он может быть мой или чей-то ещё; это предмет обихода, и на корабле их имеется несколько десятков. Но даже если он окажется моим — это не такой предмет, который держат запертым в сейфе.
Дэйл позволил себе лёгкую улыбку. Хаск оказался великолепным свидетелем — весёлым, дружелюбным, рациональным. Было очевидно, что присяжные начинали ему симпатизировать.
Линда Зиглер, должно быть, думала о том же самом. Дэйл почти чувствовал, как в её мозгу переключаются передачи. Её манера стала боле агрессивной, а голос сделался резким.
— Мистер Хаск, правда ли, что вы преждевременно вышли из гибернации для того, чтобы устранить последствия аварийной ситуации на борту?
— Да.
— Вы пробудились, потому что таковы обязанности члена экипажа, обозначаемого как «первый»?
— Да.
— А Селтар? Какова была её должность?
— Она была «второй» — при возникновении ситуации, с которой я не мог справиться один, пробуждалась и она. Я был менее ценен, чем она, но она была менее ценна, чем все остальные.
— И вы двое пробудились, чтобы принять меры по поводу постигшей ваш корабль катастрофы?
— Да.
— Одновременно?
— Одновременно. Корабельный компьютер решил, что потребуемся мы оба, и начал нагревать гибернационные платформы и одеяла, чтобы пробудить нас.
— Но Селтар погибла во время ремонтных работ?
— Да.
— Как?
— Она работала в инженерном отсеке. Герметичную переборку выбило давлением и бросило на неё. Удар убил её мгновенно.
— Её тело было сильно повреждено?
— Нет. Удар пришёлся ей в голову.
— И что вы сделали с телом?
— Согласно стандартной корабельной процедуре я произвёл вскрытие и изъятие органов на случай, если возникнет нужда в трансплантации.
— Вы не чувствовали возбуждения, когда делали это?
— Нет.
— Вы не получали удовольствия от разрезания плоти?
— Нет.
— Вы не чувствовали желания совершить это снова?
— Нет.
— Прибыв на Землю, вы интересовались человеческой анатомией?
— Нет. Подобный интерес был бы неприличен.