Пристально всматриваясь в бесконечность
Шрифт:
Вот есть ситуация. Опасная, напряженная. Какой принцип к ней применим? Как поступить? Как выбрать, кого звать? Каковым является наиболее рациональный путь? В каком случае отойти, а когда «надавить»? Что нужно сделать, а чего не нужно делать?
Как ответить на эти вопросы, не имея достаточного количества знаний, не имея опыта? И опыт, и знания уникальны и приобретаются в течение всей жизни. Они позволяют нам правильно оценивать любую жизненную или рабочую ситуацию, распознавать угрозы и видеть возможности. Они позволяют нам смотреть отстраненно и «отсидеться» или действовать при необходимости.
Опыт и знания приходят с возрастом,
Редко спонтанные действия без анализа сопутствующих факторов дают положительные результаты. Скорее наоборот – они несут в себе угрозу ухудшения имеющегося положения. И всегда существуют те или иные альтернативы. Никогда выбранный «путь» не является незаменимым. Варианты существуют всегда. Почему бы их не проанализировать и ими не воспользоваться?
Странно, но часто «решительность в поступках» или «нерешительность» приписывают к мужским или к женским качествам соответственно. «Я люблю конкретных мужчин, способных на поступок!» Т. е. чтобы тебя «завоевать», он должен купить тебе квартиру или броситься под поезд? Или прыгнуть с моста, переломав себе ноги и голову заодно?
А я – «конкретный» мужчина, и способен на ничегонеделание в любой ситуации. Способен дать ситуации возможность проявить себя во всей красе без моего участия, способен отойти в сторону и дать время разрешиться ей без меня. Способен сделать «бой» несостоявшимся и тем самым его выиграть. Я способен на незримое присутствие, способен на уклонение, способен на отступление и на обходные маневры. Я способен решительно вмешиваться и способен не участвовать. Единственное, на что я не способен, так это отказаться от своей цели и от своей мечты. Но не от путей достижения этой цели. В этом и заключается моя «конкретность».
Но, впрочем, я – не показатель. Как и любой другой. У всех есть принципы. Принципы «скалистых гор». Если я рационально и упорно иду к своей цели, то кто-то обязательно также рационально и упорно смотрит футбол по телевизору. И болеет за «Динамо». Или даже за «Зенит».
Стимулятор и симулякр
И в конце этого, безусловно, замечательного четверостишия звучит, что что-то там, все-таки, останется. Поэтам простительно. Но мы-то люди здравые и понимаем, что проходит все. И остается только пепел, и память, и круги на воде.
"To err is human, to forgive divine" (лат.) "Все проходит. И это пройдет" в переводе на русский. Тот случай, когда древние были правы, и основы философии, заложенные ими, никуда не денутся.
В древности философия являлась важнейшей из наук и размышляла об устройстве мира. И основывалась на синтезе и анализе всего известного в то время. Тогда «философов» не выпускали стройными рядами из всевозможных ВУЗов в возрасте, недалеком от младенчества, но ими становились, прожив жизнь, преуспев в науках и искусствах и накопив знания и опыт.
Древние философы – заметьте, без кавычек – не были затуманены чудовищным валом информации, «крысиными бегами», потребительским бумом и прочими атрибутами «цивилизации». У них была своя цивилизация – без возможности клацать компьютерными кнопками – но неспешная и дающая возможность созерцать. И осознавать течение времени. Они не торопили бег жизни, и жизнь была другой. Искусство знания и искусство познания были элитарными, недоступными большинству и абсолютно закрытыми для не входящих в семью. И оставались самой главной ценностью на протяжении сотен лет. Философы определяли цивилизационные преимущества. Они решали, кто будет победителем. Так было всегда, и так есть сейчас. Но не так, как раньше.
Сейчас – всеобщая грамотность и, в целом, всеобщая обеспеченность – на том или ином уровне, конечно. Ценность знаний нивелирована. Сначала детей обеспечивают родители, и многие из них живут в относительном или весьма приличном комфорте. У них практически все есть, и часто они не имеют потребности в знаниях. Они не осознают, что в дальнейшем придется пробиваться самому, что родители не вечны, и единственное, что может им помочь в жизни – это знания. И задача родителей – им объяснять. Что «состояния» делаются не спекуляцией, не воровством, а трудом и знаниями. Удачей, в конце концов. Но удача любит подготовленных.
Несколько лет назад смотрел одну документальную программу о Джоне Эдгаре Гувере – директоре ФБР в прошлом. Наше и старшее поколение, конечно, о нем знает много. Это был могущественный человек, и передача о нем была интересной. Конечно, я не люблю США, и граждан США тоже не люблю. Это вполне нормальное состояние для любого русского человека. Но меня поразил такой эпизод.
Документальные кадры. Гувер на встрече с американскими школьниками. Его спрашивают, что нужно сделать, чтобы в будущем пойти работать в ФБР. Он отвечает: «Если Вы будете хорошо учиться, много работать и честно жить, то, может быть, когда-нибудь Вы станете одним из нас».
И мне до сих пор интересно, дождусь ли я однажды, чтобы с экранов наших телевизоров прозвучала такая же или похожая фраза, обращенная к нам?
Мы все и каждый из нас учимся всю жизнь. Только разному. Кто-то воровать, а кто-то лечить. Кто-то жрать, а кто-то строить. Но элиту, настоящую элиту любой уважающей себя и достойной страны составляют люди, посвятившие свою жизнь настоящему. Элита состоит из ученых, учителей и врачей, солдат и деятелей искусств, из предпринимателей и политических деятелей – патриотов своей страны, из инженеров, рабочих и аграриев. Она не состоит из миш-два-три-процента. И не состоит из креаклов.
Сейчас принято сомневаться, что более грамотный и более умный человек может составить конкуренцию более нахрапистому, более наглому и беспринципному. Такие всегда есть в избытке – и сейчас, и сто лет назад, и тысячу, и пять. Право силы никто не отменял. И каждый должен уметь защищаться. Но как это сделать, тоже необходимо знать. Вся наша жизнь – поиск знаний. И только знания могут дать нам настоящую защищенность.
Жизнь – жнец, который пропалывает всех подряд, невзирая на чины и тугие кошельки. Жизнь пропалывает, а мы идем. И пытаемся узнать, зачем мы это делаем. И в этом ничем не отличаемся от «древних». И, как они, иногда спрашиваем себя, что останется с нами, когда придет наш срок?