Пристрастные рассказы
Шрифт:
В Казани буду лежать в гамаке и писать книжку, хотя она мне кажется уже неинтересной и глупой.
Свердловский пруд растаял и оказался огромным, а в садике около пруда стоят столики и продают мороженое, но мы не едим, хотя очень хочется — боимся отравиться.
Кислит, умоляю тебя и Васю сдать к 10-му альбом!!! На первые же деньги пусть Вася едет в Питер.
Пламенный привет всем вождям и Булечке.
Люблю тебя больше всего на свете. Целую весь шарик.
Все заграничные подарки заверни в бумагу и положи в мой платяной шкаф.
О.
Кислит мой бедненький! Это черт знает что — до сих пор денег нет! Ты очень мучаешься? Столько долгов — все пристают, небось? Я тебя ужасно жалею и целую.
Вчера ездили на постройку Уралмашстроя. Это уже совсем Клондайк. Даже конные милиционеры очень смахивают на Джек Лондонских полицейских. Это, километрах в 5-ти от Свердловска, большой город из бараков, новых и строящихся фабричных корпусов. Всё это вырублено прямо в лесу. Тут же сушится белье и пристроился фотограф с Крымской декорацией — кругом него толпа — ждут очереди — сниматься. Вчера же ездили на озеро Шарташ — очень красиво и привезли оттуда массу сирени — вся квартира запахла.
Я сделалась нездорова, но всё таки рада, что завтра уже едем. Непременно постараюсь дописать книжку и долечить нервы.
Пиши мне в Казань, а то не знаю можно ли оттуда говорить с Москвой по телефону.
Хорошо было слышно сегодня. Жаль, что разговор был срочный. Простого заказа не приняли, а срочный -6р. минута! Я тебя невозможно люблю. А ты меня?
Целую тебя и обнимаю изо всех сил.
Целую Бульку.
8.7.1931.Не писала два месяца. Ося с Колей пишут оперетку для Михайловского театра. Ося стал ужасно раздражительный. Надоел дневник.
В. А. Катаняну в Москву(Свердловск, 17 июня 1931)
Васенька! Хоть Вы меня вспомнили! А то меня все решительно забыли! Ося прислал одно крохотное письмишко еще до переезда на новую квартиру. Я и не знала, что он переехал — писала, телеграфировала, звонила по телефону — всё по старому адресу и ужасно испугалась, что никаких ответов. [132] Галя обещала писать и тоже не пишет.
132
В. М. Примаков, Л. Ю. Брик и О. М. Брик переехали в кооперативную квартиру на Арбате, в Спасопесковском переулке (ред.).
Живем здесь замечательно, только мошки заели! В доме спасаемся от них марлей на окнах и дверях, а на природу хоть не выходи совсем.
Впрочем — в поле их нет. Я облюбовала себе там дорожку и хожу по ней, как маятник. Я потолстела и подурнела и завидую Гале, что она красивая и худая.
Спасибо Вам за поездку — это масса — 23 рисунка. Интересно посмотреть! От Оси получила телеграмму, что «альбом будет сдан в срок» и мне взгрустнулось… Хотелось бы знать, что он уже сдан.
Буду в Москве, самое позднее, 29-го. Мне уже не терпится — посмотреть новую квартиру. Будем новоселье справлять.
Пожалуйста, напишите про все дела. Про дешевое, про академическое, про «Грозный смех», [133] , про Варвару и Тиллингатора, про нашу новую квартиру.
Бедный маленький Васька! Вы
Жму лапу. Крепко целую Галю и Ваську.
Васенька. Вчера я не успела отправить письмо, а ночью приехал Денисовский и все рассказал мне про альбом.
Это очень хорошо, что там будет Володина статья о живописи и хорошо разбили на отделы.
133
Речь идет о готовившихся изданиях Маяковского.
Все-таки напишите мне. Ждала письма от Оси, но он опять не написал ни строчки. Как у него дела с деньгами? Может быть, буду в Москве даже раньше 29-го.
23.7.1931Хожу по мукам — Гихл, Изогиз. Осик абсолютно переутомлен. На нем лица нет.
Собирает деньги на Киргизию.
В. А. Катаняну в Москву(Свердловск, 12 августа, 1931)
Васенька, я в таком возмущении, что не хочу даже писать об этом! [134] Пыталась звонить Вам вчера вечером и сегодня утром — повреждение на линии.
134
Реакция на известие о том, что Г. В. Чичерин через суд отсудил квартиру Л. Ю. Брик на втором этаже для себя и переселил ее, О. М. Брика и В. М. Примакова в их отсутствие на 5-й этаж в доме без лифта. В своем письме В. А. Катанян от 20 августа 1931 года пишет: «Весь поднятый нами шум имел только один плюс — переселяла Вас целая комиссия под председательством пом. прокурора. Все было проделано с электрической быстротой и удивительной аккуратностью. Все вещи на тех же местах, ничего не пропало. Мы с Левой присутствовали при начале, заявили протест и в негодовании удалились».
Виталий вчера послал молнии: 1) прокурору Кронбергу: «решительно протестую против заочного суда, нарушения моих прав краснознаменца», 2) прокурору московского военного округа, 3) Чичерину, 4) Тухачевскому, 5) жилтовариществу: «в квартире 46 находятся мои бумаги, в случае заочного переселения передам дело военному прокурору».
Если Вам не очень лень — зайдите к прокурору Моск. воен. округа на Пречистенке, расскажите ему, в чем дело и передайте заявление Виталия. Зайдите и к Тухачевскому.
Напирайте на то, что квартира в равной мере Примаковская, что в ней находятся его документы и Володины рукописи и что у Примакова больное сердце. Я приехала бы сейчас в Москву, но Виталий не пускает меня силой, говорит, что я зря доведу себя до истерики и все равно делу не помогу, а сам он выехать никак не может раньше 1-го сентября.
Если, не взирая ни на что, нас будут переселять — пусть все — и Аннушка и Регина, уйдут из дому и пусть ломают замок, чтобы и речи не могло быть о нашем согласии.
Вы не очень сердитесь на хлопоты? Ося говорил, что ордер на квартиру был выписан на нас и на Примакова и когда Виталий был в Москве он прописался.
Не очень ругайтесь, Васенька!
Целую все Ваше семейство.
Чуть что — звоните по телефону — по счету я заплачу и за молнии тоже.
Еще целую. Спасибо Л.
Виталий очень кланяется.
Только что получила Вашу телеграмму о переселении. Напишите мне, пожалуйста, подробно как все произошло, говорили ли Вы с Яней [135] и что он сказал.
135
Яня — Я. С. Агранов.