"Притащенная" наука
Шрифт:
По мнению же нашего героя, объяснение революции надо искать в экономической плоскости, ибо у пьедестала Октября лежала именно экономика. И это, само собой, верно, но настолько топорно, что обухом этого топора можно было и зашибить мыслителя. Что и сделали [570] .
Не без влияния трудов Покровского сразу после свершения Октябрьской революции в основу концепции уже советской истории положили постулаты экономического материализма в противовес идеологии субъекта истории, что было характерно для буржуазной историографии. Уже с середины 20-х годов история стала связующей нитью между экономикой и политикой советского государства. Подобный подход оказался фундаментом для чисто марксистского толкования той же истории как непримиримой борьбы антагонистических классов. Марксизм позволял стать «историком» людям невежественным и полуграмотным. Такие, собственно говоря, и заполонили
[570] Уже в 20-х годах Покровского резко критиковали за фетиш торгового капитала, который является основным мотором российской истории. (См.: Артизов А.Н. Критика М.Н. Покровского и его школы (К истории вопроса) // История СССР. 1991. № 1. С. 102 – 120).
[571]Неретина С.С. Смена исторических парадигм в СССР. Указ соч.
[572]Покровский М.Н. Марксизм в школе. Изд. 2-е. М.:Л., 1925. С. 5.
Основным источником именно такого подхода к истории стал 4-томный курс «Истории России и народов СССР» Покровского. В 1928 г. Покровский с трибуны I съезда историков-марксистов призвал изучать историю как историю производственных отношений.
Итак, для Покровского история никогда не была просто наукой, которую надо изучать и развивать; история для него – «величайшее орудие политической борьбы; другого смысла история не имеет». Каково? Он сам вооружал такого рода «откровениями» своих врагов. Раз борьба, значит – насмерть. Кто кого! Сам так хотел! И получил. Правда, уже вдогонку, когда от Покровского осталась только горстка пепла в Кремлевской стене.
Приведем в тезисной форме некоторые перлы-обобщения из исторических сочинений Покровского. При этом нас не будет заботить их систематизация и хронологическая последовательность.
1. Вообще говоря, каждое общество ставит ограничительные рамки своего технического развития. «И только общество, где не будет классов, даст человеку ничем не ограниченные возможности в борьбе с природой» (Подчеркнуто мною. – С.Р.) [573] .
[573]Покровский М.Н. Избранные произведения. Указ. соч. Кн. 3. М., 1967. С. 21.
2. «В истории ничто не стоит на месте, все движется; но движется не тихо и смирно, “потихонечку да полегонечку”, а движется бурно, на каждом шагу ломая традиционные общественные формы» [574] .
3. «Индивидуализирует историю именно география» [575] (В этом что-то есть. Эту мысль хоть обсуждать можно. – С.Р.).
4. Истинный мотор истории – классовая борьба, а государство оказывается деталью второстепенной, без него можно и обойтись (Это уже и вовсе непонятная эклектика из марксизма и анархизма. Именно данным тезисом Покровский наиболее зримо «разоружился» для критики своих бывших учеников и заединщиков. – С.Р.) [576] .
[574]Покровский М.Н. Экономический материализм. Пб., 1920. С. 24.
[575]Покровский М.Н. Очерк истории русской культуры. Ч. 1. Изд. 4-е. М.-Л., 1925. С. 48.
[576]Панкратова А.М., Щеглов А., Рубинштейн Н.Л. и др. См. сборник «Против антиисторической концепции М.Н. Покровского». Ч.1. М.;Л., 1939.
5. «Историю делают классы». «Классовая борьба – это стержень, на который нанизывается исторический процесс» [577] . Для марксистов – все это банальности, для «нормальных» историков – тупиковая мысль, не имеющая позитивного выхода. Именно за классовый подход к изучению российской истории еще в начале XX века резко критиковал Покровского А.А. Кизеветтер.
Вообще же говоря, марксисты – народ бесхитростный: если ты стоишь на классовых позициях, значит ты – наш, материалист; если – нет, то ты из лагеря наших врагов – идеалистов. Нам не по пути.
[577] Борьба классов. 1933. № 5. С. 72.
Именно с этих позиций Покровский с яростью обрушился на популярные книги С.Ф. Платонова «Борис Годунов» (Пг., 1921) и Р.Ю. Виппера «Иван Грозный» (Пг., 1922). Причина – «классо-боязнь», оба автора не признавали классовую борьбу за стержень исторического процесса. А в 1922 г. Покровский и вовсе отверг всю «буржуазную историческую науку». Такие факты, как путешествие княгини Ольги в Царьград, и т.п. для него – всего лишь «истори-ческая ветошь» [578] . Он брызгал слюной, когда заходила речь о «нормандской теории» генезиса русского самодержавия.
[578]Покровский М.Н. Общественные науки в России за четыре года (1917 – 1921) // Наука в Советской России. М., 1922. С. 8.
Само же самодержавие он ругал так, как только позволяла нормативная лексика. На троне, если следовать Покровскому, процесс передачи власти был циклическим: бездаря сменял недоумок. Одним словом, если верить Покровскому, то самодержавие непрерывно смердило: на троне – дебил, дипломаты все, как на подбор, бездарны. И это, заметим, не в дремучие века, а в конце XVIII – начале XIX века.
Такое, с позволения сказать, «разрушение социального обмана» составляло, по мнению А.А. Чернобаева, «одну из сильных сторон творчества Покровского». Подобное развенчание деятельности российских монархов способствовало якобы «укреплению демократических традиций в обществе» [579] . Что тут скажешь? Лучше промолчать.
[579]Чернобаев А.А. Указ. соч. С. 68.
Метод, с помощью которого Покровский творил свою историю государства российского, еще проще: он не утруждал себя сидением в архивах, чтением древних рукописей. Он просматривал уже опубликованные работы и, пользуясь весьма распространенным среди советских ученых методом, просто переодевал старые истины в новые слова. Так, правящий класс у Покровского – это «феодалы», а торговый и промышленный – «буржуазия». Смотришь и дивишься: вроде бы все знакомо, а в плагиате не обвинишь: истины-то переодеты.
И еще: Покровский взял на вооружение заведомо антинаучный метод: сначала строится схема, а факты к ней цепляются только те, которые ее подтверждают. Остальных как бы и нет. Эту особенность творчества своего учителя подметили его ученики И.И. Минц, М.Н. Тихомиров, Н.М. Дружинин и др., когда стало делом собственной безопасности всячески поносить Покровского. Впрочем, в данном случае на академика-марксиста напраслины не возвели. Именно так он и работал.
Покровский вначале искренне считал, что марксистам нечего стыдиться вывода о влиянии классовых интересов на историческую литературу. «Одно дело фальсифицировать историю в угоду интересам известного класса, – писал Покровский, – другое дело изображать ее с точки зрения этого класса» [580] . Каков диалектик!
[580]Покровский М.Н. Предисловие к книге Г. Серебряковой «Жен-щины эпохи Французской революции». М., 1964. С. 67.
Таким методом научного творчества ясной и недвусмысленной собственной линии не проложишь. Покровский вечно путался сам и путал других: то у него крестьяне в революции «под ногами болтались», то проявляли не меньшее «самоотвержение», чем пролетариат. Это, как считает профессор А.А. Чернобаев [581] , не логичное развитие взглядов ученого на исторический процесс, а труднопреодолимое противоречие между классическим университетским образованием, которое получил Покровский, и желанием использовать его на потребу не фактам, а политике и идеологии. Отсюда же и желание втиснуть в рамки классической историографии надуманные утопические доктрины марксизма.
[581]Чернобаев А.А. Указ. соч.