Притворись моим
Шрифт:
– Марк...
– онемевшие губы шепотом произносят его имя. Я пытаюсь сделать шаг, но ноги будто прибило к мокрому асфальту пудовыми гвоздями.
Я так долго его не видела, что кажется, будто всё это сон. Галлюцинации. Его лицо, глаза...
Это он. Марк.
Часть 75
– Злата! Ну что же вы над головой зонт не держите! Промокнете!
– чья-то рука заботливо приобнимает меня за талию и ведёт к припаркованному чёрному "Ниссану". Ручка зонта тоже каким-то образом перекачёвывает из моей ладони в чужую.
Я вижу капли на рукаве чёрной кожаной куртки моего скорого попутчика, даже ощущаю тонкий, совершенно невесомый аромат незнакомого мужского парфюма, но самого мужчину я не вижу - перед глазами до сих пор он. Марк.
И профиль сидящей рядом с ним девушки.
– Скорее, забирайтесь в салон, вам нужно согреться.
Марк. Марк здесь!
Повинуясь необоснованному внутреннему порыву оборачиваюсь, выискивая глазами его лицо сквозь серую пелену дождя.
– Злата!
– мужской голос возвращает с небес на землю: наклоняюсь и юрко, насколько это позволяет моё положение, ныряю в прогретый до невыносимой духоты салон.
По лицу тонкими струями стекает вода. Смахиваю капли ладонью и льну к противоположному окну... но поздно - цвет светофора сменился с красного на зелёный, и поток машин возобновил свой путь. Серебристый "Порше" уехал, увозя Марка и его будущую жену.
– Вы, наверное, замёрзли? У меня здесь есть термос с горячим чаем.
– Что?
– перевожу рассеянный взгляд на сына Лидии Сергеевной, пребывая мыслями ещё там, в этом проёме опущенного стекла, в его неподвижном взгляде и плотно сжатых губах...
Господи, как же сильно я по нему скучала! Так сильно...
Вся боль, искусно спрятанная под мнимым панцирем вырывается наружу будто прорванная дамба: я то ли всхлипываю, то ли издаю стон и глаза моментально наполняются слезами.
– Что с вами? Вам плохо?
– Вадим Игоревич меняется в лице.
– Может, отвезти вас в больницу?
– Нет, всё... хорошо...
– быстро смаргиваю слёзы и вытираю тыльной стороной руки.
– Просто соринка в глаз попала.
– Соринка...
– повторяет он и, согласно кивнув, горько улыбается. Не злорадствуя или одаривая презрением к надуманным страданиям малолетки, он словно действительно всё понял.
– Соринки в дождь вечно норовят испортить жизнь, правда?
Киваю, ощущая себя совершенно расклеянной. Ещё утром я была готова к этой своей новой жизни в доме матери Лидии Сергеевны, и даже пробовала строить какие-то шаткие планы, но это встреча с прошлым... она словно лишила точки опоры, живительного кислорода. Смысла.
Он ехал куда-то со своей будущей женой, может быть, выбирать ей свадебное платье или обстановку для детской комнаты их будущего совместного желанного ребёнка...
Я не видела её лица, но Господи, как же я ей завидую... Ей достался мужчина, которого я люблю. От которого я ношу ребёнка, и о котором он никогда не узнает.
Он перевернул страницу своей жизни с моим именем, моя же летопись прервалась на недописанной строке. Если бы не ребёнок, которого я ношу, я правда не знаю, для чего бы жила, какой был бы у моего существования смысл.
Раньше я не знала, что такое любовь, а узнав, обожглась. Так сильно, что кажется, что ожог будет напоминать о себе до конца моих дней.
– Вот, горячий, возьмите, - в мои невесёлые мысли вклинивается Вадим Игоревич, протягивая наполненную крышку термоса.
От напитка идёт пар, я действительно замёрзла, но кажется, что стоит сделать даже крошечный глоток, как всё съеденное за ранним ужином тут же выйдет наружу.
Ещё эта неожиданно накатившая головная боль...
– Он сильно крепкий? Просто мне крепкий нельзя.
– Я знаю. Он не крепкий.
Поднимаю взгляд на сына Лидии Сергеевной, и хоть мы находимся вместе уже несколько минут, впервые всматриваюсь в его лицо: наверное, что-то около сорока, немного седины на висках, сеточка морщин в уголках глаз.
– Вы знаете о том, что я... Ну...
– опускаю глаза на свой прикрытый пальто живот.
– Конечно. Поэтому особенно не хочу, чтобы вы простудились. Пейте, пока чай не остыл, - кивает на мою чашку и, заметив, как я тронула кончиками пальцев висок, тут же делает звук радио немного тише.
Этот его вроде бы мимолётный жест тронул меня до глубины души.
Только что я пережила мощную личную трагедию и мне так приятно, что кто-то, совершенно чужой, оказывает мне заботу. Мама и бабушка были скупы на объятия и ласковые слова, я не знала, что такое подоткнутое во всех сторон одеяло, чтобы не замёрзнуть, не знала, что это такое - слова утешения и поддержки, а тут совершенно посторонний мужчина оказывает мне столько незаслуженного внимания.
– Спасибо, - хлюпаю носом и, обхватив алюминиевую крышку пальцами обеих рук, делаю первый маленький глоток. Чай действительно горячий, не крепкий и в меру сладкий.
– Простите, Вадим Игоревич, ну... за слёзы.
– Вы не должны передо мной оправдываться, Злата, - я ощущаю на своём лице его серьёзный изучающий взгляд и от чего-то чувствую себя неловко.
– А давайте, - оборачивается, насколько это представляется возможным, - Давай на ты?
– На ты?...
– быстро моргаю, ощущая себя ещё более неудобно.
– Ну давай... Вадим... Игоревич.
– И по имени, Злата. Не такой уж я и старый, - вокруг бледно-голубых глаз разбегаются "гусиные лапки". Он улыбается так открыто и искренне, что на моём лице тоже вырисовывается робкая улыбка.
– Хорошо. Вадим.
Стук дождя по крыше автомобиля, чай из крышки термоса, тёплый взгляд напротив и тупая ноющая боль в груди. А ещё страх неизвестности.
Какой будет моя новая жизнь?
Тогда я ещё не знала, что отсчёт первых минут моей новой жизни уже начался.
Конец первой части. 2020 год.