Притяжению вопреки
Шрифт:
Рассохин некоторое время молчал, испепеляя его взглядом. Потом, очевидно, решил, что не стоит рисковать.
— Не думай, что это тебе сойдёт с рук, — бросил он зло перед тем, как уйти.
Анита проводила его ошарашенным взглядом. И это всё? Жуткий цербер Лившица просто отступил? Сдался? Ушёл? В это невозможно было поверить, однако ушёл же…
Когда дверь за ним захлопнулась, Анита вновь посмотрела на Артёма. Он молчал, и она не сразу заговорила.
— Это всё правда? — спросила она. — Ну, про таймер там… и остальное.
— Почти. Слегка
Он улыбнулся, подмигнул ей и шагнул к двери. Анита с отчаянием посмотрела ему в спину. Эйс щёлкнул замком.
— Мы больше никогда не увидимся? — тихо спросила она срывающимся голосом.
Эйс обернулся. Взглянул на неё так, что сердце ёкнуло. Ему тоже больно, видела она. Очень больно. Глаза ведь не лгут. Однако слова его позвучали вполне беззаботно.
— Ну, всякое бывает. Мир тесен, так что…
Он ушёл. Лишь тронул её руку на прощание и ушёл.
Ничего не помогало. Тоска, как болезнь, буквально накрыла её — грызла внутренности, не давала дышать, не давала думать о чём-то постороннем.
Анита упрямо внушала себе, что всё пройдёт. И боль эта уляжется, и тоска со временем стихнет, надо только перетерпеть.
Вот только мучительно было осознавать, что всё могло быть иначе, что она своими руками разрушила собственное счастье. И хотя Анита напоминала себе, что Эйс всё равно бы уехал — собирался же, сам говорил накануне, но вина и горькая досада никак не отпускали.
И отвлечься тоже никак не получалось. Постоянно возвращалась мыслями к их последнему разговору, придумывала другие, более убедительные доводы. Если бы вернуть ну хотя бы это утро, она бы наверняка смогла до него достучаться, смогла бы уговорить его не уезжать хотя бы сегодня, смогла бы побыть с ним хоть один последний день и попрощаться по-человечески. Почему все умные мысли приходят запоздало? Вот и она лепетала что-то невразумительное, а потом ещё этот ненавистный Рассохин явился…
Странно это, но сейчас страх перед Лившицем и Рассохиным отступил. Даже не потому, что от них не было больше вестей, а просто стало вдруг плевать. Сердце ныло и саднило так, что до всего остального и дела как будто не было. Всё казалось таким мелким и ничтожным по сравнению со снедавшим её горем.
Анита старалась не плакать, знала — только начни, а там и до истерики недалеко. У неё в последнее время совсем плохо с нервами стало. Но слёзы против воли струились по щекам.
И ничем не выходило себя занять. Она то неприкаянно слонялась по квартире, то ничком лежала на диване. И неосознанно отсчитывала часы и минуты до его отъезда.
Вот сейчас половина шестого. Эйс, наверное, подъезжает к железнодорожному вокзалу…
На вопрос Вани, чем они теперь займутся, она не смогла ответить. Всё равно, чем… Хорошо бы уехать, предложил он. У него-то страхи никуда не делись.
Анита
— Ты его юбишь? — прогнусавил Ваня и сочувственно вздохнул.
Она смогла лишь кивнуть и жестом пресекла дальнейшие расспросы. Спасибо за жалость, вот только в её душе ковыряться не надо. Там и так всё изболелось, лучше пусть поскорее заживёт, зарастёт и забудется. Но когда это случится? С ума же сойдёшь до тех пор…
И снова Анита посмотрела на часы — половина седьмого. Эйс уже в своём купе, ждёт отправления. Интересно, о чём он сейчас думает? Жалеет ли хоть немного, что они расстались?
Поддавшись порыву, она набрала его номер, но он не ответил. Откуда-то возникла уверенность, что он видел звонок и, конечно, знал, что звонит она, но намеренно не стал отвечать. И неожиданно это очень ранило.
Спустя час она обречённо отметила про себя, что он уже уехал. И теперь каждая минута отдаляла их друг от друга всё больше и больше. Всё, вот сейчас уже точно всё. Слёзы опять душили, но она их больше не сдерживала. Может, полегчает хоть немного?
Поразительно, но Анита и сама не заметила, как задремала. А разбудила её занудная трель. Спросонья она не сразу сообразила, что звонят в дверь.
«Если это снова Рассохин или даже Лившиц, — равнодушно подумала Анита, — просто пошлю их ко всем чертям. И ничего они мне больше не сделают».
Но это был не Лившиц, не Рассохин. Привалившись плечом к дверному проёму, за дверью стоял Эйс.
— Артём? — выдохнула она, силясь поверить своим глазам.
— Прямо дежавю, да? — кивнул он, скрывая неловкость за улыбкой. — Я же говорил — мир тесен.
— Ты же должен был уехать… Неужели ты с поезда сошёл?
— Ну… ты позвонила, и я… В общем, не смог я уехать…
— И не уедешь?
От внезапной и сильной радости, оказывается, тоже ноги слабеют и кружится голова. Да так, что Аните пришлось опереться о стену.
«Присесть бы, — подумала она мимолётно, — а то ещё упаду чего доброго…»
Но Эйс бы не дал упасть. Обняв за талию, он уверенно притянул её к себе, прошептал, обжигая дыханием:
— Да куда я без тебя? А ты звонила… что хотела сказать?
— Хотела тебя вернуть…
И наконец его губы коснулись её губ. Сначала слегка, едва ощутимо, но от этого сердце, ухнув, упало вниз живота, а затылок, шею, плечи осыпало мурашками. Затем его поцелуй стал смелее, нетерпеливее…
— Там Ваня… нельзя… — задыхаясь, вымолвила Анита.
Эйс остановился явно с трудом, но из объятий не выпустил. И прижавшись к его груди щекой, она слышала, как гулко и часто колотится его сердце.
— Поедем со мной, а? — спросил он, немного выровняв дыхание. — У нас там здорово, тепло. Даже зимой тепло. И Ваню твоего тоже возьмём с собой. Подучу его малость, пристроим айтишником в какую-нибудь контору. Айтишники везде нужны… И дом у меня большой, места всем хватит… Море в двух шагах… И всегда можно…