Приватизация по-российски
Шрифт:
Естественно, при таком раскладе частные структуры начинают бурно расти, последовательно усиливая свое влияние.
Очень скоро они сталкиваются с целым рядом ситуаций, в которых оказывается, что государство не может выполнять свои прямые функции. Ярчайшие примеры: неспособность государства бороться с криминалом, с экономической преступностью. А его беспомощность в отношении банкротов! Последние создают целые завалы в различных секторах экономики (“мертвые тянут за собой живых” — это о них) и тем не менее упорно продолжают сосать деньги из здорового организма, используя в своих интересах арсенал испытанных лоббистских приемов: политический шантаж и умелую игру на бесчисленных противоречиях внутри самой власти. И вот в таких ситуациях сама жизнь подталкивает окрепшие и усилившиеся частные структуры к тому, чтобы брать на себя отдельные функции государства. К примеру, разбираться с бандитами и банкротами. А дальше выстраивается следующая цепочка: попробовали, получилось, почувствовали себя еще сильнее. Пришло понимание того, что государство, с его государственными интересами, вообще далеко не всегда вписывается
Кроме организации кампаний по созданию общественного мнения через СМИ в арсенале у наших олигархов есть и еще один испытанный прием давления на власть: влезть в бесконечные распри и интриги, которые непрестанно раздирают наши властные структуры, усилить эти распри и направить их в нужное русло, дабы в конечном счете извлечь из всего этого выгоду.
Вот классический пример такой работы. Стратегическая цель: уничтожить Чубайса. Тактический ход: столкнуть Чубайса с наиболее влиятельными силами, которые потенциально могли бы стать его сторонниками. Объект давления: председатель правления РАО “Газпром” Рем Вяхирев. Использованный прием: создается документ, идея которого, что красная тряпка для Рема Ивановича — расчленение “Газпрома”. Документ приписывается команде Чубайса. Выдерживаются наша стилистика, наш ход мыслей, все очень похоже. Кроме того, что расчленять “Газпром” мы не предлагали. Но это уже неважно. В нужный момент документ попадает на стол Вяхирева. Причем не просто так, а тоже очень хитрым способом: через спецслужбы: самого “Газпрома” — для большей убедительности. Конец этой истории — как и заказывали: разгорается просчитанный скандал. Уже не одна финансовая группировка в России имеет при себе спецслужбы, численность которых доходит до 800, а то и 1000 человек и которые профессионально занимаются стравливанием одних с другими, запуском дезинформации, психологическим давлением, построением контринтриг и так далее. В таких структурах часто работают профессионалы экстракласса — бывшие руководители советских спецслужб, всю жизнь практиковавшие на этом славном поприще: манипуляции общественным сознанием, идеологических диверсий и прочих убойных штучек — как массового так и узконаправленного поражения. Я думаю, потенциал всех государственных спецслужб, вместе взятых, не тянет и на половину того, чем располагают сегодня крупнейшие представители российского бизнеса. В итоге возникает совершенно реальная опасность: окрепшие и усилившиеся финансово-промышленные группировки в условиях ослабленного государства будут использовать весь свой могучий потенциал, для того чтобы развернуть ресурсы этого государства и его возможности в своих собственных интересах. В заинтересованных кругах уже готово и теоретическое обоснование такого положения вещей. Не раз мне приходилось слышать: “Россия — страна особая. Мы не Америка и не Германия. У нас азиатский вариант, и потому страной должны управлять мощнейшие финансово-промышленные группировки”. “Бизнес должен назначать правительство” (Б.А. Березовский). Никогда не соглашался с такими утверждениями, даже на стадии совместной работы в ходе подготовки президентской кампании. Всегда считал и считаю, что в России государство должно быть выше, чем любые финансово-промышленные и прочие группировки. Полагаю, что тот тип капитализма, при котором крупный бизнес фактически управляет страной, для России смертельно опасен. Потому что в этом случае разрушается базовый принцип построения государства: разрушается обратная связь между властью и народом. Если вы не любите Ельцина, вы можете прийти на выборы и открыто выразить эту нелюбовь к нему. Голоса большинства и решат в итоге его политическую судьбу. А вот с Березовским ситуация другая. Он ведь ни на какие выборы не собирается. В условиях ослабленного государства он получает возможность диктовать свою волю бессрочно, по праву сильного. Это как бы на века и навсегда. А если мне не нравится то, что нравится Березовскому? Каким образом я могу выразить свою позицию в этой стране? Да никаким. Нет у меня таких механизмов. Я же не могу отнять у него собственность только потому, что мне не нравится его позиция.
Да, безусловно, государство должно прислушиваться к крупному бизнесу и принимать во внимание его интересы, точно так же оно должно слушать и средний бизнес, и мелкий, и пенсионеров, и шахтеров, и военных… Вполне возможно, что итоговое решение, которое будет принимать государство, выслушав всех, вместе взятых, не будет стопроцентно совпадать с интересами крупного бизнеса. Больше того, такое решение может быть направлено против интересов отдельных крупных компаний или даже их всех. И это нормально. Если же власть будет действовать исключительно по указке крупного бизнеса, мы можем в конце концов получить индонезийский или — в лучшем случае — южнокорейский вариант. Чем такое кончается, хорошо известно по опыту последних лет: финансовый кризис, общеэкономический крах, народные выступления. Кстати сказать, я просмотрел огромное количество всяких аналитических материалов по странам Юго-Восточной Азии в период кризиса. Поражает совпадение одних и тех же характеристик во всех без исключения странах: тесная связь ведущих финансово-промышленных групп с правительством, особое положение таких групп — спецкредиты, непрозрачные процедуры раздачи этих кредитов, таможенные льготы на ввоз оборудования для избранных… Это ровно то самое, на что толкают нас некоторые наши олигархи, проповедуя необходимость “особого российского пути”.
Приведу пример того, чем на деле оборачиваются разговоры о нашей “особости” и “тесной связи бизнеса с государством”. В 1995 году приходит ко мне Березовский (у нас с ним тогда были хорошие отношения) и рассказывает:
— Мы тут задумали большой проект — закупаем у “ДЭУ” машины для московских такси. Проект социально значимый: транспорт в городе, рабочие места… Подпишите поручение отменить импортные пошлины.
— Не подпишу.
— Как же так?! Стал объяснять.
— Во-первых, в Москве нет проблем с безработицей. Во-вторых, мы пойдем на прямое нарушение закона, отдавая льготу без конкурса. В страну ввозятся ежегодно сотни тысяч машин, почему именно ваши должны не облагаться пошлиной? Потому что вы ко мне попали, а другие нет?
— Хорошо, — говорит, — понял.
Ушел. Через некоторое время узнаю: сумел все-таки Борис Абрамович убедить одного руководителя подписать эти самые льготы. Аналогичных примеров претворения в жизнь “особого российского пути” предостаточно. Так вот, возвращаясь к теме “куда идем”, “какой капитализм строим”, с полной уверенностью могу заявить: такого сближения бизнеса с государством, такого капитализма нам не надо.
Когда некоторые из наших олигархов начинают думать, что они не бизнесмены, не хозяева имущественных комплексов, а хозяева страны, — это опасно. Хозяева страны — не те, у кого много денег и много собственности, а те, у кого поддержка избирателей. В этом смысле хозяева страны — президент, назначенные им правительственные чиновники, депутаты, губернаторы. Но вовсе не бизнесмены.
Сегодня, когда окрепший бизнес усиленно пытается навязать государству свою волю, когда сближение крупных финансово-промышленных групп с государством начинает принимать временами весьма опасный характер, необходимо последовательно добиваться, чтобы между частным капиталом и бюрократией везде и всюду устанавливалась почтительная дистанция. Чтобы у государства не было любимчиков и пасынков среди коммерческих структур, а со всеми были ровные отношения, подчиненные четким правилам.
В чем сложность нашего пути? В том, что еще совсем недавно государство само с нуля, из ничего создавало этот самый бизнес, создавало частную собственность. И потому разорвать пуповину, которая связывает власть и бизнес, нам тяжело вдвойне, втройне. Тяжело, да. Но не невозможно. Ведь предшествующая цель — создание собственности — была еще более тяжелой. Итак, что же нужно делать, чтобы справиться с задачей разделения бизнеса и власти?
Мировой опыт показывает, что просто так выбраться из ситуации, когда сращивание государства и бизнеса уже произошло, не получится. Процесс разрыва этой пуповины — дело достаточно болезненное. Вопрос в том, насколько неприятным он будет в большей или в меньшей степени. Варианты возможны следующие.
Первый, самый болезненный. Смена правил игры “государство — бизнес” происходит только в результате глубокого экономического кризиса. Наиболее вероятно, что такая смена происходит вовсе не демократическими методами со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Вариант второй, менее опасный. В ходе демократических выборов к власти приходит абсолютно новая фигура с мощным мандатом доверия. Она не связана с бизнесом и ломает тесные отношения, сложившиеся у последнего с государством. Чисто российская опасность такого варианта: революционная ломка может затронуть не только порочную связь “бизнес — власть”, но и институт частной собственности вообще. И наконец, третий путь, самый спокойный. Отношения “бизнес — власть” реформируются в результате принятия последовательных законодательных решений. Я убежден, что сегодня у России еще есть шанс для успешного продвижения именно по этому пути. И дальнейший ход приватизации также должен корректироваться в этом направлении: власть и бизнес следует разводить как можно дальше друг от друга.
Вместе с тем мне бы не хотелось, чтобы после всего сказанного у читателя сложилось впечатление, будто я выступаю против крупных финансово-промышленных групп как таковых. Вовсе нет. Меня, например, коробит термин “бандитский капитализм”, который с легкой руки товарища Сороса стал порой употребляться для характеристики российского бизнеса.
Я считаю, что особенность наших олигархов состоит в том, что они все гораздо сильнее бандитов. Государство далеко не всегда сильнее, а они сильнее. Они все пережили стадию, когда бандиты приходили к ним и требовали дань. И вот те, кто платили, оказались затоптаны где-то по дороге. Наша же олигархическая бизнес-верхушка сформировалась из тех, кто рэкетирам не считал нужным платить. Они не боялись бандитов. Они не уступали им. Они брезговали пользоваться бандитскими методами и делали исключения разве только в столкновениях с самими бандитами. Осваивая новый регион, они считали своим долгом наладить отношения с начальниками ФСБ, УВД, губернатором. С бандитами если и встречались, то лишь в уведомительном режиме, а никак не в режиме запроса.
А по поводу “бандитского капитализма”… В той же Америке в 20—30-е годы этого века роль крупнейших бандформирований в экономике и политике была несравнимо сильнее, чем в нынешней России. Аналогия, на мой взгляд, вполне уместная, так как благодаря коммунистическим экспериментам мы сейчас находимся примерно на той же ступени формирования капиталистических отношений, что и Америка 30-х годов. Впрочем, я уверен: те стадии, которые Запад проходил за 50—100 лет, мы будем проскакивать с дикой скоростью. Собственно, это происходит уже и сейчас. Вспомните, не так давно (только в начале 92-го!) свободу торговли в России олицетворяли бабушки с носочками-варежками на улицах. А как далеко мы ушли от тех бабушек сегодня! Нет, то, что складывается сегодня в России, никак не укладывается в примитивное понятие “бандитский капитализм”. Если пользоваться западной терминологией, это скорее так называемый дружеский капитализм.