Приведен в исполнение... [Повести]
Шрифт:
В коридоре Зоя начала кружиться и напевать:
— Я все-е-еее по-ня-ла… Я — о-бо-жа-ю те-бя! Лю-у-блююю… — подскочила, схватила за плечи: — Мама сказала, что я очень изменилась за эти дни! Мы сварили твой любимый борщ! С ветчиной! Она плавает в тарелке, словно остров надежды! Мама провернула мясо. Котлеты будем делать вместе. Это ведь все, о чем ты мечтал когда-то?
Таня слушала, и на ее лице проступал ужас. А когда бывшая школьная
— Агния Феоктистовна — здоровы ли? — дурацким голосом спросил Сергей.
— Мама все время плачут. — Зоя ответила во множественном числе — видимо, проснулась генетика. — Мы плачем вместе. Я вижу, что это — правда!
— Что «правда»?
— А то, что она, — Зоя величественно вытянула указательный палец, — твоя любовница! Девка! Ты растоптал самое святое, что у нас было! Нашу любовь! Гуляешь от жены? С кем? С нею? Да ее вся школа на чердаке трахала! Ее военрук трахал! И старший пионервожатый! И секретарь комитета комсомола из 7 «Б», ты понял? Где, где диван, на котором вы творили гнусность, лучше сама покажи, — она вцепилась Тане в волосы, — я все равно найду!
С трудом оторвав любимую (черт ее знает… Вероятно, тот Сергей, из Третьего управления КГБ, и в самом деле любил ее? Впрочем, это остается вис нашего повествования) от Таниных волос — надо отдать должное Тане, она не издала ни звука, — Сергей сказал грустно:
— Я думаю, ты ошибаешься. Вряд ли этот парень из 7-го «Б» был способен на такое…
Она что-то отвечала — он не слышал. Он летел в лестничный колодец, черный, без дна и равнодушно ждал удара, который все это прекратит. И сквозь сумрак, небытие прорвались к нему слова, странные, надо сказать… «Я его спрашиваю: „Ты где?“ Отвечает: „В Каире, третий секретарь. Поедем со мной?“. Представляешь? Я понимаю, что он шутит, а у самой…», — «Ну и что? Секретарь… — это уже Таня. — Какая разница? Разве в этом дело?»
Они разговаривали мирно, словно две подружки. И на диване сидели рядом, прижавшись друг к другу.
— Чепуха… — грустно проговорил Сергей. Взгляд его скользнул по стене коридора, здесь ничего не изменилось, все предметы были на своих местах — сказывался опыт тех, кто только что перевернул всю квартиру вверх дном. Негласный обыск требовал последующего порядка…
Подошел к велосипеду на стене, здесь, оказывается, наглухо была вклеена в обои
— Идти к стенке кататься, говоришь, — провел пальцами по раме; с той ее стороны, что была обращена к стене, нащупал выпуклость, кажется, то была очень давняя заклейка. Краска, может быть, отлетела или дыра…
Оторвал, оказалось — окаменевшая изоляционная лента черного цвета; повернул велосипед против часовой стрелки и…
Монеты посыпались дождем. Выложил их рядами, по порядку: север-юг, восток-запад. Повернулся, обе стояли в дверях и с тревогой, даже ужасом смотрели, Таня сказала:
— Значит, они искали совсем не воздух… Дед-дед…
Сергей подошел к окну. Там, внизу, притормаживала последняя, третья черная «Волга», две предыдущие уже замерли, хлопали дверцы, человек десять, двое с короткоствольными автоматами, высыпали на тротуар.
— Пора, — отвернулся от окна, сказал: — Дайте… это.
Таня собрала монеты, протянула:
— Они сейчас будут здесь… — губы у нее были мертвые.
— Ничего… — Сергей аккуратно высыпал сокровище в карман. — Прощайте, милые, я ухожу… — он направился к дверям кабинета. — Иди сюда, — позвал Таню, Зое улыбнулся: — Все выяснится. Я только похож на него.
В кабинете он глубоко вздохнул:
— Таня… Прощай.
Он стоял под портретом зэка. Только теперь увидела Таня, как похож этот зэк на Сергея. Они были на одно лицо.
— Неужели… — она не верила.
Он молча кивнул, из коридора донесся звонок и бешеный стук в двери.
— Иди…
Таня, не отрываясь, смотрела на картину, и показалось ей, что Сергей улыбается ей — оттуда, из снежной тундры. Улыбается и уходит…
Створки дверей с грохотом разлетелись, Блудливый вошел в сопровождении своры, подошел, взял Таню за подбородок:
— Ну-те-с, так где же?
Невольно Таня повела головой в сторону картины, Блудливый посмотрел следом за ней. Напрасно, впрочем… Никакой картины не было.
Зеркало в потертой раме висело на этом месте, и было оно мутным и пустым…