Привет из ада
Шрифт:
Нет же. Угораздило меня дуру набитую, здесь оказаться.
Когда я после исполненного выстрела, закинув винтовку за плечо и отряхнувши с колен налипшую грязную траву и комья земли, подошла к машине… Попыталась в нее сесть… Нет, не получилось это у меня.
У арендованного старого и добитого "драбчака" поджидал неожиданный поворот комичной трагедии моей жизни.
Сзади, точно по макушке мне достался очень выверенный профессионально исполненный удар, от которого даже синяка не остается, но сознание теряешь полностью…
Очнулась
Не сразу, но темнота стала проясняться и из нее стали проступать, сперва выпуклые тени и за ними уже зыбкие очертания чего-то живого.
Напротив меня сидел пожилой мужичёк. Маленький, тщедушный, очень домашний с бесконечно добрыми и лукавыми глазами. Он напомнил мне картинку с дедушкой Лениным из старинного букваря, по которому училась читать еще моя мать.
Сидел дедок чинно. Нацепив на нос очки, изучающе читал мои документы. Они у меня в сумочке были. При чем не только что-то из заграничной липы, но и из нашей бывшей страны всеобщих советов.
Косметический и маникюрный набор. Письма. Записная книжка. Деньги. Авиабилеты. Много разного барахла можно отыскать в дамской сумочке для интересующегося и любопытного.
Читал внимательно. Когда я застонала, он даже поморщился от неудовольствия, но все равно был очень мил и приветлив.
Начитавшись моих бумаженций, горестно вздохнул и с неподдельной грустью начал спрашивать меня обо всем. О жизни. О моих внутренних сомнениях. О последней прочитанной книге…
А я и слушать ничего не желала, понимала, что просто так по кумполу могут бить только представители народно-олигархической власти (бандюги те попросту бы убили) поэтому требовала то консула, то адвоката. И хотя тошнота явно указывала на сотрясение мозга, но шумела я громко:
— Я - иностранная подданная и не позволю так с собой обращаться… Консула и адвоката мне сюда быстро!
— Ты определись с чем-нибудь одним, красавица ты наша отечественного разлива, — и как-то загадочно улыбнулся.
После чего достал небольшой дамский браунинг, неторопливо, даже с эдакой показной ленцой навернул на ствол глушитель и совершенно спокойно прострелил мне левое колено.
Когда я зашлась криком от боли "добрый доктор Айболит" все тот же дедуся сделал мне обезболивающий укольчик. У него у садиста даже шприц заранее был приготовлен.
Чуть боль утихла я, обнажив свой разум возмущенный, бросилась на него отомстить за безвинно пролитую кровь. Он уклонился от моих кулачков и ткнул пальцем в солнечное сплетение. Пока я пыталась словить ртом воздух он, также не торопясь с постным выражением на лице, для верности прострелил мне локоть правой руки.
После этого вот здесь, в этом самом место тут же нашелся и воздух, и аппарат чем его вдыхать…
— Ты мне симметричная моя внученька сейчас все расскажешь или чуть погодя? — спросил он и его ласковые глаза излучали нежность и сострадание к моим мучениям.
Казалось, еще мгновение и он не выдержит всего этого… После на коленях будет умолять меня о прощении… Или уж, в крайнем случае, разрыдается и выбежит
Ожидания оказались тщетны. Боль возрастала с каждым мгновением. По кабине по-прежнему продолжал постукивать нудный осенний дождик.
Я… Сдуру стала думать о моросящем дожде, увеличивая паузу и ожидая наступления всего перечисленного. Он же видать большой дока в женской психологии и тонкой организации центральной нервной системы тут же отыскал ключик к моей душе. Прострелил мне, старая сволочь правое колено. И опять спросил что-то малозначительное: как меня зовут или откуда я родом? Попробовала, было, я покричать от боли, он тут же прострелил мне уже левый локоть.
Наверное, от жутких мучений, а может от обиды или от каких-нибудь других причин, я прямо у него на глазах поседела? Не знаю. Сама себя со стороны не видела, но он как-то уж совсем странно глянул на меня и покачал головой.
Голос у меня пропал полностью. Кричать больше было нечем. Я даже не могла опереться на руку. Сквозь нарастающий от вернувшейся боли гул, затем удары большого барабана у меня в голове услыхала.
— Сучка ты, пархатая, птица перелётная…
Даже не зло, а как-то уж совсем спокойно сказал он. После чего начал причитать о своей тяжелой доле явно в надежде на чье-то сочувствие.
— Такую операцию сорвала… Столько народных денег развеяла по ветру, следа не оставила… Усилия стольких людей, коту под хвост…
Мимо нас, перебивая его слезливые интонации, с громкими ревущими сиренами промчались машины скорой помощи. Я с облегчением подумала, ну наконец-то… Ко мне несутся. Торопятся… Вздохнула радостно… А они мимо прошли… Вихрем пронеслись, унося с собой надежду на освобождение от невыносимых страданий.
Тогда он решил спросить еще что-то, но заранее предупредил:
— Для более душевной и доверительной беседы, я тебя сразу буду наскрозь дырявить и простреливать, а потом спрашивать. А то как-то неправильно мы с тобой разговариваем… Неуважительно получается. Как-никак я втрое старше тебя, а ты от моих вопросов нос воротишь, заставляешь меня ветерана войны и труда мучаться, глядя на твои страдания…
Он не спрашивал, он к моему ужасу утверждал свои действия, как бы рассуждая и советуясь сам с собой о чем-то совершенно постороннем.
И опять в левое колено загнал пульку. Оказалось, что второй выстрел в то место, которое нестерпимо болит, организмом воспринимается в десятки раз хуже и страшнее, нежели чем первый. Все поплыло… И я поплыла…
Когда меня все те же заботливые стариковские руки, в очередной раз сильнейшим уколом привели в чувство. Сквозь слёзы и жуткую боль я увидела, что раны перетянуты резиновым жгутом. Старичок-боровичок всё так же несуетливо сидит надо мной, а я в луже крови кулем валяюсь у него под ногами. После обзорной экскурсии очень быстро до меня дошло, что корчить из себя любимую сестру героина-героя не стоит. Вокруг же все свои — родные и близкие. А какие могут быть тайны между своими?