Привилегированное лицо
Шрифт:
Преодолев пятую часть маршрута по прямому участку дороги, Хансон увидел свое любимое созвездие, Орион. Охотник лежал на спине, как раз над купой старых деревьев, словно решил вздремнуть, прежде чем приступить к вечерним трудам. «Прекрасно, — подумал Хансон. — Надо мной звезды. Изумительно! Особенно если знаешь, как они далеко. Когда подумаешь, что некоторые из них находятся в триллионах миль от Земли, легко ли поверить, что между нами ничто. Абсолютное ничто… Старина Орион. Изогнутый пояс старины Ориона и звезда в середине».
Для Хансона звезда была счастливой, и для
«Какой чистый воздух, — думал он. — Могу разглядеть меч Ориона. Ни разу не видел его в Бруклине. И старина Телец словно придерживает Ориона, упираясь ему в грудь».
Была уже середина ноября, но термометр по вечерам показывал выше десяти. Днем — до двадцати. Хансон с женой часто и счастливо говорили о здешнем климате. Вариант номер 154 дал бы еще градусов пять лишних, но тогда в их квартире не нашлось бы ванны — только душ. Хансоны договорились, что если зима окажется слишком холодной, то лучше обойтись без ванны; тогда они съездят в Игровой городок и возьмут номер 154. Сделать это никогда не поздно.
Грудь у Хансона ныла все сильнее. Бог Гермес, сидящий на его плече, попытался уговорить его остановиться.
— Ты можешь пропустить один день, — сказал Гермес. — Вчера ты отмахал две мили, правда? Тебя никто не видит, так что нет смысла надрываться.
— Я должен одолеть две мили, — отвечал Хансон, громко пыхтя. — Каждый вечер, если что-нибудь не случится. У меня ноги в ужасном состоянии.
— Верно, — согласился Гермес. Он сидел на плече Хансона около уха и шептал в него, как проситель. — Но вчера ты вымотался. До сих пор чувствуешь усталость. Ты ведь устал, правда?
— Ага, — пропыхтел Хансон.
— Лучше бы остановиться, правда?
— Ага.
— Ну так давай!
— Нет.
До сих пор Гермес держался за ухо Хансона, но теперь отодвинулся и раздраженно объявил:
— А мне начхать!
Хансон молчал.
Гермес входил в набор элементов, принадлежащих варианту номер 867: две спальни, расширенные шкафы, пруд, прачечная прямо в здании, тихий район, низкая плата, несколько хороших ресторанов в пределах пешей прогулки, кинотеатр в двенадцати кварталах, личные отношения с несколькими классическими античными богами, желание части обитателей поддерживать свои тела в оптимальном физическом состоянии. По мнению Хансонов у номера 867 были наилучшие условия из всего, что предлагалось в блокноте. Единственный неприятный фактор — боги вмешиваются в жизнь. Но если это станет чересчур неприятным, Хансон или Сьюзи съездят во Французский квартал и выберут другой вариант.
— Ты изменился. Недавно. Со вчерашнего дня, — заметил Гермес через некоторое время, когда Хансон пробежал ровно половину первого прямого отрезка. Это было примерно в трети мили от начала пути.
— Я все время меняюсь, — ответил Хансон.
Теперь начали болеть ноги. Он подумал: неужто сегодня, после стольких успешных пробежек, ему не удастся закончить маршрут.
— У меня накопились изменения за много недель, — добавил он.
— Это все варианты, — сказал Гермес.
— Будь оно проклято. Знаю. Плевать.
— Разве тебя не интересует, что у вас постоянно меняются тела и души? Разве тебя не беспокоит, что сейчас делаешь настоящий ты?
— Я и есть настоящий я, — возразил Хансон. — Я ведь не меняюсь. Изменяются варианты миров, когда я нажимаю кнопку. Прежний я и прежняя Сьюзи переходят от одного варианта к другому. На наши личности немного влияет сам процесс выбора, вот и все.
— Я бы призадумался, к чему может привести такое положение дел, — сказал Гермес.
— И это были бы твои трудности.
— Но стал ли ты счастливей?
— Еще бы, — ответил Хансон. — Конечно.
— Действительно?
— Еще бы, — повторил Хансон. — Конечно.
— По виду этого не скажешь. Ты и прежде не казался чересчур счастливым. Потому-то и сменил имя. Переехал сюда. Если говорить всю правду: я не думаю, что ты хоть на самую малость стал счастливей.
— Меня мало заботит, что ты думаешь, — сказал Хансон.
Флажок на рейке у одной из лунок поля для гольфа помахал ему, вяло маня к себе подобно руке некоего призрака.
— А зря. Я бог.
— Да как я могу принимать тебя всерьез? Сидишь у меня на плече… из милости.
— Ты удивишься, когда узнаешь, как много я могу совершить, сидя на плече.
Хансон не ответил. Навалилась усталость, а ведь он еще не достиг конца прямого отрезка. Не пробежал и половины маршрута.
— Я знаю, что тебе нужно, — проговорил Гермес и тихо рассмеялся. Любовница.
— Не хочу, — возразил Хансон.
— Нет, хочешь. Все хотят иметь любовницу.
— Мне хватает Сьюзи.
— Насколько хватает?
Хансон вздохнул и ответил:
— Послушай, единственный случай, когда мы разошлись во мнениях, был года два назад во время Розовой чаши. Я просто не сумел уговорить ее болеть за команду Огайо, так что, пока мы сидели, я хлопал команде Огайо, а она аплодировала Калифорнии.
— А как насчет хоккея на льду?
— Да, здесь ты прав, — печально сказал Хансон. — Верно. Я ненавижу хоккей, а она его смотрит. Но это ведь не слишком серьезно, правда? То есть если это единственная неприятность в нашем браке?
— Тебе нужна любовница.
— Сьюзи ни за что мне не позволит.
Гермес похлопал его по плечу и воскликнул:
— Ничего себе! — Он встал и начал расхаживать по раскачивающейся ключице Хансона. — Ты же не думаешь советоваться с женой по поводу любовницы, словно выбираешь скоростной миксер или что-нибудь такое. Послушай, я не уверен, что умею пользоваться эвфемизмами так, как вы со Сьюзи. Ребята, вы — король и королева эвфемизмов солнечных южных земель. Ты говоришь: «Сьюзи, я хочу с тобой потолковать кое о чем». Она отвечает: «Хорошо, Боб». Ты сообщаешь: «Есть кое-какие вещи, которые я полагаю важными, но ты считаешь их несущественными». И тогда она отвечает: «И есть некоторые вещи, которые я всегда полагала важными для меня, но без которых научилась жить, чтобы не делать тебя несчастным». И тут ты всегда поднимаешь руки. Потому что она поступает отважно. Как часто у вас происходят эти прискорбные сражения, эти межеумочные споры?