Прививки: мифы и реальность
Шрифт:
Данные об "Экспериментах на практически здоровых детях" впервые обобщены в Докладе-сборнике "Вакцинопрофилактика и права человека", изданном в 1994 г. РНКБ РАН (3).
Исходя из общебиологических положений, долга перед природой человека, совсем непросто переносить удачные опыты с животных на людей, отождествляя течение процессов у животных и человека, тем более — на растущий организм детей — в плане отдалённых последствий. Это ещё одна проблема в медико-биологических исследованиях, которая не может обходить стороной и вакцинологию.
Пастер рискнул, и в 1885 г. спас первого мальчика, искусанного бешеной собакой. Кроме этого, широко известен
Успех Пастера всколыхнул всю мировую общественность. После происшедших событий на деньги, собранные по международной подписке, был создан Пастеровский институт, существующий во Франции и поныне, положивший начало открытию "пастеровских центров" в большинстве стран мира. Очень увлекательно пишет Поль де Крюи (де Крайф) об этих и других событиях, происходивших до 1950 г. в микробиологии и иммунологии того уровня в своей книге "Охотники за микробами" (38).
Уместно, наверное, вспомнить и о том, что второй страной, открывшей пастеровскую станцию, была Россия. Когда стало известно, что вакцинация по методу Пастера спасает в некоторых случаях от бешенства, один из энтузиастов внёс в Одесское общество микробиологов тысячу рублей, чтобы на эти деньги был направлен в Париж врач для изучения опыта Пастера. Выбор пал на молодого доктора Н. Ф. Гамалею, который позже — 13 июня 1886 г. сделал в Одессе первые прививки двенадцати укушенным.
В советское время имя почётного академика АМН СССР Н. Ф. Гамалеи присвоено Институту эпидемиологии и микробиологии АМН, где в отделе вирусологии мне посчастливилось проработать 12 лет над вопросами хронических вирусных инфекций и защитить диссертацию под руководством эпидемиолога-вирусолога академика АМН СССР В.Д. Соловьёва.
Риск при использовании живых вакцин, создающих состояние "малой болезни" — хронической инфицированности, был и остается по сей день.
Не являлась исключением и живая вакцина против бешенства, в связи с чем уже несколько десятилетий готовится убитая — инактивированная антирабическая вакцина.
Вакцинно-сывороточное производство развилось особенно интенсивно в XX веке, превратившись в крупные научно-промышленные комплексы и фирмы. А идею Пастера — искусственную аттенуацию (ослабление инфекционных свойств) возбудителя, в модифицированном варианте использовали Кальметт и Герен (А. Cflmette, С. Guerin), создав в 1920 г. живую антибактериальную вакцину ВСС (бацилла Кальметта и Герена) — против туберкулёза, которая также вызывала и продолжает вызывать сомнения и нарекания, ничуть не меньшие, чем другие живые вакцины (39–43). Большинство стран отказались от применения БЦЖ, например, США, Турция, ФРГ, Бельгия, Швеция и ряд других стран. Некоторые государства бывшего социалистического лагеря отказывались от нашей БЦЖ, еще будучи в союзе с нами, например, Чехословакия и пр.
К наиболее значимым событиям XX века в изготовлении вакцин следует отнести создание в 50-е годы препаратов против вирусов полиомиелита I, П, Ш типов. Как известно, "привилегия" заболевания полиомиелитом принадлежит только человеку, чаще — детям.
Убитая вакцина изобретена доктором Джонасом Солком (Salk), о чем упоминалось здесь раньше, а другая — живая против полиомиелита — тоже американским вирусологом Альбертом Сейбином (Sabin).
Отечественный вариант живой полиовакцины, приготовленный по рецепту-технологии доктора Сейбина, создан в конце 50-х гг. под руководством профессоров М.П. Чумакова (Москва) и — А.А. Смородинцева (Ленинград) (44–46). Теперь имя академика М.П. Чумакова носит созданный им в те годы Институт полиомиелита и вирусных энцефалитов (ИПВЭ) РАМН.
Будучи ещё студенткой, я принимала участие в создании этой вакцины у М.П. Чумакова. Скажу больше: моё служение вирусологии, моя научно-практическая деятельность началась с Института по изучению полиомиелита — так назывался в 50-е гг. XX столетия ИПВЭ. События, происходившие в то время в этом институте, касались, прежде всего, разработки и внедрения в вирусологии нашей страны биологической модели — культуры клеток (ККЛ). Благодаря этой альтернативной биологической модели (АМБ), заменившей экспериментальных животных или резко сократившей участие "братьев наших меньших" в лабораторных исследованиях, я выбрала профессию вирусолога, приобрела знания по "культуральной вирусологии", а также по гуманизации медицинского эксперимента, что в последние полвека является основой медико-биологических исследований (3–5).
История "культуральной вирусологии" в бывшем СССР началась с организации Института по изучению полиомиелита и с разработки полиовакцины. Таким образом, ККЛ — ещё один очень важный раздел в вакцинологии и иммунопрофилактике.
Не было бы ККЛ, нельзя было бы создать такое количество противовирусных вакцин: против кори, паротита (свинки), герпеса, энцефалита и некоторых других. Но, кроме того, благодаря ККЛ выделены и идентифицированы многие типы вирусов, изучено их влияние на клетки и субклеточные структуры, проанализированы процессы некоторых хронических вирусных инфекций (3, 5,47–50).
Любые вирусы, как известно, размножаются исключительно в живой клетке: в клетках человека, животных, растений, рыб, насекомых и даже бактерий — бактериофага.
В фундаментальных исследованиях и в практике одних дисциплин ККЛ резко сокращает количество животных, используемых в эксперименте, в других, как в вирусологии — практически полностью их заменяет.
Так, иммунология, генетика, онкология и молекулярная биология многими своими достижениями также обязаны этой замечательной АБМ, способствующей не только получению более достоверных результатов, чем организм животного, но и помогающей этическому становлению экспериментатора (3, 5, 12,13, 51–53).
Следует упомянуть, что ККЛ у нас в вирусологии поначалу признавалась с большим трудом. Сколько усилий приложил М. П. Чумаков к внедрению этой АБМ! Замена животных на клетки in vitro (в стекле, в пробирке) вызывала не просто удивление, но категорическое отрицание: "Быть не может… как это — вместо мыши — клетки в пробирке?!"
Наряду с абсолютным неприятием ККЛ многими отечественными вирусологами, а также чиновниками Минздрава (которые и сейчас тормозят внедрение ККЛ, например, в токсикологии и гигиене), мировая медицинская общественность относилась к подобной возможности эксперимента иначе.
Серьёзность и важность появления ККЛ в вирусологии отмечена на очень высоком уровне. В 1954 г., когда в США борьба с полиомиелитом была в полном разгаре, Каролинский институт присудил Нобелевскую премию по физиологии и медицине трём американским исследователям — Д. Эндерсу, Ф. Роббинсу и Т. Уэллеру за культивирование клеток человека и возможность размножения в них вирусов полиомиелита. При этом произошла замена животных — обезьян (!)… на клетки в пробирке.
Первая ККЛ, чувствительная к цитопатогенному действию вирусов — разрушительному действию вирусов на клетки (ЦПД), была получена из кожно-мышечной ткани эмбриона человека — абортивного, "бросового" материала, никому не нужного в те времена. Это сейчас фетальные ткани человека ценятся столь высоко!