Привычка убивать
Шрифт:
— Скажите, — решил издали начать Игорь, — а вы часто в церкви бываете?
— В какой церкви? — полусумасшедший дьячок вдруг насторожился и зло зыркнул на Игоря.
— Ну как — в какой? — удивился Порогин. — В местной. Там отец Сергий священник, он вас хорошо знает.
— Нет у нас никакой церкви! — взвизгнул Карев, крестясь. — А есть у нас разбойничий вертеп! И Сергий в нем главный христопродавец!
— Это почему? Он же…
— Он блудниц разных допускает! Девицы ходют накрашенные, как пугала, даже без покрытой головы заходят. Без покрытой головы! Креститься не умеют, молитву правильно прочесть не умеют, посты не блюдут, живут в блуде, грехе и распутстве, а он их пускает. Конечно, вертеп!
— Значит, вы эту церковь не жалуете? — Игорь сам не заметил, как перешел на непривычный язык.
— Вертеп!
— А вы ведь там дьяком служили?
— Был грех, теперь каюсь…
— Слышали, наверное, что там иконы пропали? — Игорь внимательно следил за мужичком.
— Вертеп, вот и украли! — вдруг разозлился не на шутку Карев. — В храм Божий ни один тать не полезет — Бога побоится! А этот вертеп — и бояться нечего! Его все добрые люди стороной обходят. И ты туда не ходи. Слышь, не ходи! Береженого Бог бережет.
— Я говорю, там иконы пропали…
— Анафема! — воздел три перста Карев. Прямо боярыня Морозова.
Игорь вздохнул — с тем же успехом можно вести допрос говорящего попугая.
— Ну что ж, и на том спасибо. Я пойду. — Игорь направился к выходу. Дьячок тут же спрыгнул с кровати и побежал за ним.
— Рад был с вами познакомиться, — сказал Игорь, когда Карев отпер дверь.
Вместо ответа дьячок сунул Игорю под самый нос руку для поцелуя. Порогин недоуменно посмотрел на него, но Карев был абсолютно серьезен.
— Еще раз спасибо. — Игорь вежливо улыбнулся и вдруг пожал протянутую ему ладонь. Повернулся и быстро зашагал к лифту. Но не успел — на голову ему снова обрушился поток воды.
«А все-таки есть в этом номере что-то дьявольское, сатанинское.
Даже само звучание — шестьсот шестьдесят шесть. Как шипение змеи. Причем если добавить еще одну шестерку или убрать, то будет уже не то. Перебор в шипении получится или недобор. Во всяком случае, не так страшно.
Не говоря уже о том, что, если перевернуть, получится без одного тысяча. Вроде бы и тысяча, а всего без одного. Тоже что-то магическое».
Автобус медленно трясся по проспекту Вернадского к метро. Игорь, весь мокрый, словно попал под проливной дождь, сидел у окна и читал книжечку, которую подарил ему отец Сергий.
Странные такие молитвы, непонятные, на каком-то тарабарском языке. Взять хотя бы эту. Молитва Святому Духу.
«Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, Иже везде сый и вся исполняяй, Сокровище благих и жизни Подателю, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия сверны, Блаже, души наша».
И что она обозначает? Кто такие «ны»? И что такое «Иже»? Странно, а ведь люди учат наизусть и молятся, произнося эти слова. Сами-то хоть понимают, что произносят?
— Метро «Проспект Вернадского», конечная!
Люди стали выгружаться.
Игорь тоже встал и вдруг замер:
«А ведь он, Геннадий этот, притворялся, — совершенно отчетливо понял Порогин. — Он играл полусумасшедшего… Зачем?»
Но додумать Игорю не дали, кто-то толкнул его в бок:
— Выходишь или нет?
Игорь нырнул в метро и смешался с людским потоком, который внес его в вагон и прижал к противоположной двери. Книжечку он сунул в нагрудный карман и сразу забыл о ней. Только еще некоторое время вертелось в мозгу странное выражение: «Прииди и вселися в ны»…
Вчера она приехала домой, когда дети уже легли спать. Позвонила из города, что задерживается по делам, чтоб не ждали, вернется поздно.
Была злобная уверенность, что, когда откроет дверь, увидит растерянное лицо Федора, услышит покаянные слова. Решила, что не сразу, но все же простит мужа. Готовилась к долгой ночной беседе.
Но Федора не было.
Ночь не спала, а с утра пораньше снова завеялась в город, подальше от глаз детей. Нечего ей было им сказать. Оставила только записку, чтоб не волновались.
Весь день ходила по улицам, заходила в какие-то магазины, глазела на автомобильные аварии, сливалась, как могла, с толпой. А потом бежала в темную подворотню и снова ревела.
Она приехала домой только тогда, когда с лица спала слезливая опухлость, когда перестал подкатывать к горлу болезненный комок, когда мысли более или менее выстроились в спокойную логическую цепь.
Ей казалось, что она пришла в себя, что вполне естественно улыбается, но Макс только взглянул на нее и прошептал испуганно:
— Мам, что случилось?
Любопытная мордочка Вити тоже была встревоженной.
— Ничего-ничего, — постаралась спокойно сказать Клавдия.
Результат оказался обратным. Выскочила из своей комнаты Ленка и тут же запричитала:
— Тебя обокрали? Хулиганы? Что, ма?! На работе неприятности?
— Макс, Витеньку покормили? — спросила Клавдия.
Сын кивнул.
— Включи ему какую-нибудь игру.
В доме наступила острожная, почти траурная тишина, все делалось напряженно и неловко.
Но через минуту Макс и Ленка уже сидели на кухне, а Клавдия сидела перед ними и понимала, что детям надо сказать все. Дальше тянуть не имело смысла.
— Отец от нас ушел, — произнесла Клавдия.
— Гад, — без паузы сказал Ленка. — Какой гад!
Макс опустил голову и уставился на рисунок клеенчатой скатерти.
— Это вы вчера решили? — спросил он.
Клавдия молча кивнула.
— Почему? — спросил сын.
— У него появилась… — начала было Клавдия, но Ленка перебила: