Приятная неожиданность
Шрифт:
Я подозвал Кузьмича и спросил расчет, показывая непреклонную русскую решительность и полное отсутствие национальной доверчивости. Помявшись, англичане вынули деньги.
– Записать могу только по-нашему. Вашего языка не знаю.
– Как же ты поешь?
– Запомнил с голоса английского певца, он приезжал к нам.
Подумалось – только это было так давно…
– Запишем сами.
Рванули у нас остатки бересты, видимо решив, что с паршивой овцы хоть шерсти клок, сели писать. Диктуя заметил, что один пишет английскими буквами, а другой непонятными кривульками. Решив проявить бдительность сталинской поры, начал допрос.
– А
Чужеземцы, чувствуя нехорошее обострение отношений, пахнущее новыми финансовыми вливаниями, быстренько объяснили, что так рисуют музыку. Международный конфликт был исчерпан. Оживившийся в преддверии доброй драки Смелый, опять начал обдумывать свои юношеские дела. Закончили и разбежались.
Глава 5
Я подался на постоялый двор. Фрол сидел с приятной женщиной, весело проводя время за бутылкой вина, закусывая лесными орешками и пряниками.
– А я уж думал куда компаньон делся, не случилось ли чего! Гляжу – нужный музыкальный инструмент купил? Садись, обмоем.
Не стал жеманиться, присел, промочил горло славным винишком. Купец представил подругу: Екатерина. Она ласково улыбнулась.
– Можно Катюша.
Обрадовавшись интересному совпадению, негромко запел песню с таким же именем сталинской поры. Женщина ойкнула, прижала ладошки к загоревшимся щекам. Кузьмич, разливая остатки винца, загомонил.
– Вот спасибо, уважил! Я с ее мужем лет пять на базаре рядом стоял, подружились. Дома у них бывал, иногда обедал. А в прошлом году он пошел за товаром в Устюг и не вернулся вместе с судном. Вышел сегодня на торг, с Гостомыслом пообщаться, а вместо него – Катя стоит. Торговлишку бросили, пошли без гомона посидеть, а тут и ты подошел. Рассказал ей о своих печальных делах, Катюша о муже. Так и сидим. У нее от Гостомысла остались дом, лавка, двенадцатилетняя дочка Берислава. А с товаром туго, приходится тут брать, прибыль невелика.
– А ты нам место на рынке купил?
– Пока денег только на ходку и хватит. Ладья и что продать, все есть.
Я мгновенно припомнил ловкость купчины к работе за прилавком и предложил.
– А давай первый товар Екатерине подвезешь?
Женщина с надеждой глядела на него, видимо, не хуже меня понимая, что этого твердолоба подбить на что-то новое – нелегко. Фрол задумался, потом выдавил:
– Это, тут думать надо… Пока вина бы взять…
Мы с Катей как-то враз поняли, что он пока бродит, ничего путного не выдумает, а вот дрянь какую-нибудь – пожалуйста. Я убежал, а она осталась его обрабатывать. Спустился в харчевню, взял еды, выпить и вернулся. Не торопился, понимая, что купец при мне будет усиленно ерепениться. Погуляв, пришел. Фрол уже глядел орлом. На меня не глядя, зарычал:
– Я уже все решил! Привезу – свалю все Катеньке и снова уйду за товаром. Денег она за это время спроворит.
Мне подумалось: ай да баба, ай да молодец! Рассказал про свои похождения. Историю в церкви пока утаил. А то дойдет до родителей Елены раньше времени, опять будут ненужные трудности. Рассказал про домик Аграфены.
– Вот и молодец, а я уж было завтра хотел бегать. Сегодня же и перетащимся.
Сидели, беседовали. Потом решили, что пора идти. Фрол тепло простился с купчихой, и мы пошли.
Прибыли на постой. Торгаш остался на улице с хозяйкой, обсуждать условия аренды. Я понес вещи в дом. Немножко
– Нужно прикупить крупы всякой несколько мешков, соли в запас. Вдруг осада вражеская, наголодаешься. Хоть и близко соль, а обложит враг, взвоешь.
Егорка заныл.
– Это расходы большие, пока заработаю…
Рыжебородый его метания пресек, объяснив, что втроем тут теперь квартируем. Потом пошли глядеть погреб. Он оказался довольно-таки большим и сухим. Хозяйка объяснила, что набить льдом было в эту зиму некому: хозяин поболел и умер, жила одна, впроголодь. Фрол огляделся, при свете последней свечки в доме, и мы полезли наверх на переговоры со старушкой. Выяснилось, что в дом кое-что нужно: свечи, горшки, побившиеся без хозяина, иголки и нитки. Других денег она с нас брать и не планировала, только на еду. Кузьмич этот альтруизм, бессеребренье пресек в корне и решил выдавать по полтиннику в месяц. Как она не отказывалась, вопрос был решен. После наказали нас утром будить только при пожаре, и разошлись по комнатам.
На следующий день мы с ушкуйником встретились у корчмы. Оба были сытые, поэтому пошли сразу за город, где можно было тренироваться спокойно. Я нес арбалет, Матвей две хорошо обструганные деревяшки и пробитую в двух местах кольчугу, на поясе обычная его сабля. По дороге он рассказывал про то, как с утра прыгал возле церкви. Елена не заставила себя долго ждать. Увидев его, прибавила шагу и налетела как ураган. Сразу обхватила двумя руками, стиснула. Затем отвела за церковь. Старуху отослала на службу. Ее невнятные и негромкие речи пресекла жестким: Бог простит! Бабка, до выхода народа, больше не мешалась. А они стояли, говорили и миловались. Видимо, обнимались и целовались. Она говорила, как вдруг вчера сильно полюбила, он пел похожие песни. Рассказала, что вчера горевать, даже для вида, не могла. Летала как на крыльях. Радость и счастье переполняли ее, душа пела. Такого веселья у девушки не было никогда.
– А нищие?
– Они туда и не заходят.
Потом Матвей проводил любимую до дому. Елена рассказывала про свою ранее не интересную жизнь, о глуповатых подругах, трогала саблю. Бабушенция молча плелась сзади. В общем, встреча пролетела незаметно.
– И, видимо, ты был прав. Теперь ее силой тащить не надо, пойдет куда надо со мной.
О главном плюсе, я даже и не взялся с ним рассуждать, молод еще. Девушка идет замуж не потому, что подруги выходят, а она отстает, не из-за любопытства: а что, а как… Хочет замуж по сильной любви. Усиливает эффект необходимость таиться, обманывать родителей. Поговорить обо всем можно только с ним, с желанным. У девицы с бедным жизненным опытом это обостряет чувство многократно.
– А что твои друзья ушкуйники?
– Радуются, что отошел от уныния. Скоро в поход идти, сидим из-за того, что у Авдея в ушкуе нелады. И вдруг я – из-за какой-то там купеческой дочки так сник! Хотели уж тащить меня к ведунам. Но тут вдруг господь послал певца.
Теперь и я заинтересовался.
– А что за люди ведуны?
– Они видят болезнь и лечат, не прикасаясь к больному.
– А как это?
– Как это у них обычно делается. Посмотрят, поводят руками – и готово.
– Вроде целителя?