Приют героев
Шрифт:
Стриг ушами довольный лошак, наслаждаясь последними теплыми деньками. Вскоре он свернул с маленькой, уютной площади Трёх Узников на Высокопарную. Миг легкого головокружения, а также звон монетки, оброненной чумазым трубочистом, подсказали вигилле: они на верном пути. Подгонять мирабила ни в коем случае не следовало. Проскочит нужный перекресток – и все труды грифону под хвост.
На развилке – здесь Высокопарная, как жало змеи, раздваивалась на Пипинов бульвар и улицу Дегтярников – лошак остановился в нерешительности. Заплясал на месте, похож на легендарного дракона Беррида Чешуекрыла,
Часы на ратуше в отдалении пробили полдень.
Развилка была знакома. Вон и вывеска, написанная старомодной «лягушачьей вязью»: «Инкунабула». Если спуститься в полуподвал по крутой винтовой лестнице, попадешь в букинистическую лавку мастера Анъярхотепа. Вопреки расхожим представлениям о букинистах, скрытных горбунах, мастер Анъярхотеп молод, привлекателен, не дурак выпить и умеет целоваться по-малабрийски. Впрочем, в библиографических редкостях мастер Анъярхотеп разбирался не хуже, чем Просперо Кольраун – в каскадных пироглобулах.
Анри спешилась.
Теперь можно думать о главном, не рискуя нарушить резонанс.
Проще всего узнать адрес искомого Андреа Мускулюса в архивах Тихого Трибунала. Но сегодня выходной! Согласно эдикту «О борьбе с излишним служебным рвением», в выходные и праздники свободный вход в здание «двух Т» разрешался лишь председателю. Сфинксы-часовые на подкуп отвечали зубовным скрежетом, зацикливаясь на риторической загадке: «Стой, кто идет?!» Можно извернуться гадюкой на сковороде и получить разовый допуск. Подать челобитную, дождаться решения по вопросу, и через неделю-другую…
Неподалеку от лавки букиниста кучка зевак рукоплескала артистам: сухощавому жонглеру в летах и молоденькой танцовщице. В прозрачном воздухе вертелся разноцветный калейдоскоп: булавы, кольца и шары. Летящие предметы, обклеенные бисером и мишурой, вспыхивали на солнце. Вигилла отдала должное мастерству жонглера. Впору заподозрить скрытого колдуна-левитатора. Однако ни малейшего выброса маны не ощущалось. Просто талант.
Глупая ты женщина, Мантикора.
Талант не бывает «просто».
Танец девушки на булыжнике мостовой. Танец разных предметов в воздухе. Танец артефактов, наполненных маной до краёв, в руках сотен мастеров Высокой Науки. Равновесие – это банально. Черное и белое – для наивных квесторов, вцепившихся в скользкие, как живая рыба, идеалы. Скорее гонки – вперед вырывается то один, то другой рысак, признанный фаворит сменяется «темной лошадкой», их обходит по внешней дорожке крепкий середняк, поймав кураж… Нет финиша. Нет судьи с флажком. Вечные гонки – подлинное, настоящее, высокое равновесие. Так мантик жонглирует вероятностями, так маг метаморфирует поток маны.
Булавы и кольца держит в воздухе не пожилой жонглер.
Их держит восхищенный взгляд зрителей.
Вера в невозможность падения.
Вырезанный из бревна грубый болван жалок и нелеп. Для искусства он примитивен, для Высокой Науки бесполезен. Даже для первых верующих, припавших к стопам идола, это скорее символ надежды. Надежды на покровительство и исполнение желаний. Но проходят годы, десятилетия, века… Квалифицированный маг отлично знает, что такое – намоленный идол. Спящий до поры вулкан, готовый в любую минуту пролиться раскаленной лавой. И реальность вокруг бывшего болвана приобретает ряд дополнительных свойств, вызывающих содрогание у любого мантика.
Член Королевского Реального Общества, Генриэтта Куколь частенько задумывалась о Пупе Земли, Омфалосе, смешной реликвии Черно-Белого Майората. Задумывалась – и ей становилось совсем не смешно. Гадать на Пуп она боялась. Не потому ли Бдительный Приказ медлил с уведомлением Тихого Трибунала? – боялись, что виги увлекут следствие на зыбкую почву…
– …крысюк местный подкатывался. Десятину требовал.
– Когда?
– Да только что.
– Ну?
– Его сударь один отвадил. Здоровый такой. Ка-ак приложил с правой!
– А крысюк?
– Хвост поджал, и дёру…
– Правильно! С этой мразью иначе нельзя!
– Вон, вон, гляди!..
– Кто? Крысюк?!
– Да нет! Сударь, здоровый…
«Здоровый сударь» изволили подниматься по винтовой лестнице из лавки мастера Анъярхотепа. На свет явилась сперва шляпа, затем голова, широченные плечи под курткой… Лошак громко заржал, требуя угощения и похвалы. Гиббус знал, что честно заработал и то, и другое.
– Ясного дня, сударь малефик. Извините, мы не были представлены друг другу. Генриэтта Куколь, вигилла Тихого Трибунала.
– Счастлив знакомству.
Ничего похожего на счастье на грубоватом лице Андреа Мускулюса не отразилось. Скорее, наоборот. А в голосе прозвучала откровенная издевка. Прав был Месроп. Нас здесь не любят.
Этот бычок – не мистрис Форзац. Будем брать бычка за рога.
– Я прошу вас оказать содействие следствию.
– Я давно не под следствием, сударыня. Чист, аки агнец.
Мускулюс злорадно ухмыльнулся краешком рта.
– Мне это известно, сударь. Если желаете, могу еще раз принести извинения от лица Трибунала.
Малефик тяжело переступил с ноги на ногу. Изображая задумчивость, воздел очи горе; потер тщательно выбритый подбородок. Снял шляпу, стряхнул несуществующую пылинку, опять надел шляпу.
– В принципе, я не против, сударыня.
«Хвала Вечному Страннику!»
– Рекомендую подать запрос от имени Тихого Трибунала ответственному секретарю лейб-малефициума. Рассмотрев ваш запрос в трехдневный срок, секретарь передаст его моему прямому начальнику, лейб-малефактору Серафиму Нексусу. Когда господин лейб-малефактор найдет время ознакомиться с этой бумагой, он примет решение, оформит соответствующим приказом и велит мне исполнять. После чего я, несомненно, окажу вам любую посильную помощь.
Можно представить, как «здорового сударя» мурыжили в ТТ во время следствия. А теперь появилась чудесная возможность отыграться. Получите и распишитесь.
– Извиняюсь за назойливость, но речь идет об остаточных некро-эманациях. Вы чудесно знаете, до чего они нестабильны…
– Очень сожалею, сударыня. Увы, сегодня, как вы могли заметить, выходной. Который я решил посвятить розыскам редчайшего манускрипта.
– Какого именно?
– «Основы станомантики» Криббеля Этерна.
– Насколько я понимаю, станомантика – не ваш профиль.