Приют Грез
Шрифт:
– Недавно судебная инстанция прислала мне завещание Фрица. Текст его предельно краток: «Все, что я имею, принадлежит моему другу Эрнсту Винтеру». Значит, мы можем пользоваться Приютом Грез еще полгода. Вот это - ноты для певицы. В целом текст состоит из стихотворений Фрица и других авторов. Имеется, конечно, партитура для оркестра, а также партии солистов и хора. Сцена изображает аллегории жизни. Первая тема называется так: «Розы - цветы его любви». В зрительном зале темно, как при обычном спектакле. Оркестр очень тихо исполняет увертюру. Серебряная флейта доминирует над рокотанием септаккорда в соль-бемоль мажор. Медленными терциями
Эрнст играл и одновременно комментировал:
– Занавес поднимается. В голубых сумерках стоит женщина, склонившаяся над мраморной урной, усыпанной розами. Мало-помалу светлеет. Занавес падает. Это все прелюдия. Оркестр вступает полнозвучно, длинными аккордами. Между аккордами то и дело звучит арфа в тональности бемоль мажор. Скрипка взвивается ввысь на дрожащих от радости нотах. Поднимается занавес. Восход солнца торе. У самой кромки - силуэт мужчины в черном. Он протягивает руки навстречу светилу. Солист исполняет гимн солнцу. Вторая картина: «Творчество». Оркесто залаА.тон, вступает мужской голос, женский радостно вьется вокруг него, подключаются другие голоса, и в завершение мощный хор исполняет гимн творчеству. Картина третья. Каменная стена в лунном свете. Над ней - две сплетенные руки. Фаготы играют любовную тоску. Низкий бас нависает и парит над гулкими переходами рыдающего оркестра. Мелодия безутешного отчаяния глухо жалуется и умолкает. Аромат сирени в лунную ночь. Серебристый свет и трогательные голоса скрипок. В тени сиреневого куста на коленях перед женщиной стоит мужчина. Скрипки поют о любви, их мелодия нарастает, общее ликование - и вдруг мрачный мотив виолончели, заглушающий чарующие мечты. Опять нарастание - торжество - свет и благость. Мужчина стоит во весь рост, женщина прильнула к его плечу. Мерцающий свет, пылкое блаженство, оглушительно гремит гимн любви… Самоотречение. За столом сидит мужчина, подперев руками взлохмаченную голову. Глухо рокочет оркестр. Беспорядочные, режущие слух диссонансы врываются в зал. Мужчина приподнимает голову - мимо быстро проносится короткий блаженный сон, - потом вновь понуро опускает ее. Плач. Внезапно все смолкает… Новая картина. Голубые сумерки. Снежные вершины гор. На переднем плане - урна. Дивная оркестровая пауза, прерываемая длинными грустными аккордами. Медленно загораются звезды. Смелый хроматизм мелодий. Вершины гор начинают сверкать. Мало-помалу становится различим первый план. На земле лежит мужчина. Слегка приподнимается, прислушиваясь. Голубой легкий полог распахивается, пропуская вперед дивную красавицу. Сумерки становятся более серебристыми, музыка - более звучной и громкой. Озаренный серебристым сиянием, мужчина встает во весь рост. Чувство облегчения отражается на его челе. Он опускается на колени. Чудо-красавица склоняется над ним. На сцене все в серебре и в светлых тонах. Человечество… Сцена темнеет. Тихая мелодия песни: «Моя весна - в тебе вся жизнь». Чудо красавица подходит к урне и кладет на нее розы. Занавес падает. Оркестр затихает под благостные звуки арфы…
Эрнст весь горел от возбуждения. Красные пятна проступили на его щеках. Элизабет, увлекшись, склонилась над ним, чтобы следить по нотам. Стемнело.
– Мертв! Мертв!
– внезапно воскликнул Эрнст, полной мерой ощутив боль.
– Все потеряно, все… Это - мое последнее усилие. Теперь хочу последовать за ним - умереть… Что мне еще остается? Я любил в жизни только могилы…
Легкомысленно ввязался в игру и проиграл. Я хочу уметь - глухо сказал он.
– Теперь я знаю свой путь.
– Нет, ты должен жить, - сказал голос из темноты.
– Но ведь я все потерял, Элизабет. Фриц умер… - Эрнст застонал.
– Фриц мертв. А ты, Элизабет… - Он был вне себя от волнения.
– Сними с моей души, по крайней мере, то, что меня мучает и не дает уснуть ночами. Скажи, что ты простила мне грехи, которые я взвалил на тебя, иначе я сгорю от презрения к себе. Тогда я тихо удалюсь и не буду больше попадаться тебе на твоем светлом пути.
Элизабет побледнела так, что ни кровинки в лице не осталось.
– Все хорошо, Эрнст.
Он безутешно покачал головой и сказал угрюмо:
– Ты еще ничего не знаешь?
– Я люблю тебя, Эрнст…
Он даже вскрикнул от боли.
– Элизабет, не будь такой жестокой! Не представляй мои утраты в розовом свете! Не отягощай так страшно свой отказ!
Золотые блики заката играли в волосах Элизабет и отсвечивали в ее глазах.
– Я люблю тебя, Эрнст.
– Элизабет!
– его кресло с грохотом полетело на пол.
– Ты еще не знаешь… Я познал другую женщину… Я тебе изменил и тысячу раз опозорил тебя.
Элизабет спокойно и величественно стояла перед ним, ее чудесный голос четко и ясно произнес:
– Я все знаю, Эрнст!
Он попытался найти какую-нибудь опору.
– Ты… ты… все знаешь? И то, что я… эту женщину…
– Я знаю все, Эрнст.
Отшатнувшись от нее, он отступал все дальше и дальше.
– И ты… Ты говоришь… Нет, это невозможно… Элизабет!!! Я умру на месте, если это неправда!
– Я люблю тебя, Эрнст!
Вопль - ликующий, слезный, заикающийся, дрожащий, рыдающий, торжествующий:
– Элизабет!!! Миньона!!
Он распростерся у ее ног.
– Любимый мой.
– Миньона… Миньона… Миньона…
Стало совсем темно.
– Скажи мне, любимая, почему ты смилостивилась надо мной, нищим грешником?
– Твои поступки - не грех, а блуждание. Даже не блуждание. Просто путь, по которому тебе пришлось идти, был путем во мраке. Но теперь ты вновь обрел самого себя.
– В тебе, любимая.
– Пройдя путь от Я к Ты, - задумчиво заключила Элизабет.
– Как жаль, что Фриц не дожил до этого!
– Но он это знал.
– Он знал? Фриц… Мой верный друг… Значит, ты и в смерти был верен мне до конца… Своей смертью ты указал мне путь к себе. О, Фриц! Пойдем к нему.
Рука об руку они поднялись в Приют Грез. Эрнст зажег свечи в Бетховенском уголке перед портретом любимого покойного друга. Свечи отбрасывали золотые блики на ангельское лицо Элизабет. Эрнст залюбовался ею и наконец осознал все значение своего счастья: после блужданий он вновь нашел свою родину, свой путь в жизни. Чувство облегчения пришло и к нему. Он крепко обнял Элизабет и сказал прерывающимся голосом:
– Фриц! Любимый друг мой… Твои дети вернулись на родину. Благодаря тебе. Я вновь нашел свой путь, Фриц… И держу в объятьях свое счастье. Я - это Ты…
Пламя свечей отбрасывало светлые блики на автопортрет Фрица. И казалось, будто его карие глаза светятся, а добрые уста улыбаются.
1920