Приют
Шрифт:
– Продолжай работу, – сказала Стелла, подходя. – Не останавливайся из-за меня.
Но Эдгар не стал продолжать. Он достал из кармана жестянку с табаком, сел на скамью у стены и принялся свертывать самокрутку. Стелла села рядом.
– Я ходила в павильон, – сообщила она.
– Знаю, – насмешливо отозвался он.
– Откуда?
– Один из пациентов видел тебя.
Ее это почему-то встревожило.
– Сможешь прийти туда после полудня?
Эдгар с легкой улыбкой облизнул край самокрутки. Ему было приятно нетерпение, которое он пробудил в этой бледной страстной женщине. Стелла увидела это и коснулась
– Сможешь? – повторила она вполголоса.
– Да.
Разговор продолжался, и Стелла старалась не выказывать нараставшего возбуждения. Как бы невзначай она коснулась голой ногой его вельветовых брюк. Подвергаться риску было неразумно, но все же она поцеловала Эдгара здесь же, в огороде.
После полудня они встретились в павильоне, быстро приспособились не замечать пыли и неудобств, соорудили из одеял и подушек примитивную постель. Раздели друг друга и улеглись, но о сексе Стелла сказала только, что он был раскованным и обоюдно активным; она никогда не знала ничего похожего на ту неистовость, с которой двигались их тела. Потом Эдгар запасся спиртным. Это слегка обеспокоило Стеллу, показалось ей излишним риском. В кармане у него была металлическая фляжка, и он наполнил ее виски из бутылки за стойкой бара.
– А вдруг его хватятся? – спросила она.
Эдгар подошел и опустился на колени возле нее, сидящей на одеялах, вялой, раскрасневшейся, растрепанной, взял ее лицо в ладони и поцеловал.
Стелла видела в нем очаровательного проказника и не могла с ним спорить. Она была совершенно не способна ему противиться, начала сдаваться и уже чувствовала себя неразрывно связанной с Эдгаром. Она понимала, что происходит, – она влюблялась и не хотела этого прекращать. Она потворствовала его кражам в павильоне, прониклась его пренебрежением к риску и нашла ему оправдание. Несколько дней спустя, когда он попросил денег, она отдала ему все, что оказалось в кошельке.
Стелла утратила контроль над собой. Влюбленность не контролируют, сказала она, это невозможно. В то время ее забавляло, что все происходит именно так, с этим человеком – пациентом, работающим в огороде. «Стелла, – сказал я, – ты при всем желании не смогла бы сделать более неразумного выбора». «Но суть в том, – ответила она, – что я не выбирала».
Дома Стелла держалась вполне нормально, но душой находилась не там. Помыслы ее сосредоточивались на той минуте, когда она будет сидеть волнуясь в полумраке павильона, дожидаться, когда Эдгар начнет карабкаться на крышу сарая, потом подтянется и влезет в окно. Он с улыбкой подходил к ней, ждущей его на одеялах, ложился рядом, и она совершенно теряла голову, когда тянулась к нему и ощущала его сильные руки на своем теле. О, она любила Эдгара.
Возможно.
Глава третья
Теперь я полагаю, что приезд в то лето матери Макса, Бренды Рейфиел, причудливым образом ускорил ход событий. Приехала она в начале августа, через пять-шесть недель после тех танцев. В тот день я рано ушел из больницы и по пути домой заглянул к Стелле. Джон Арчер недавно сообщил мне о ее крепнущей дружбе с Эдгаром, и, естественно, я захотел с ней поговорить. Но затронуть эту тему не смог, так как Стелла сразу сообщила мне, что ждет приезда свекрови.
– Я вызвалась встретить ее на станции, – сказала она, ведя меня по
Мы выпили в саду, но Стелла была молчаливой, расстроенной. Тогда я не связывал ее настроение с позвякиванием стекляшек и стуком молотка, доносившимися в тишине с огорода. Через пять минут на подъездной аллее послышался шум машины. Мы вместе подошли к парадной двери и отперли ее, как раз когда таксист поднес первые два из многочисленных чемоданов Бренды; сама она в это время вылезала из задней дверцы. Бренда была светской, аристократичной женщиной, притом богатой. Я случайно узнал, что она помогала Максу и Стелле поддерживать высокий жизненный уровень и что их машина, белый «ягуар», была ее подарком сыну по случаю назначения на должность заместителя главного врача. Мы с ней часто разговаривали по телефону, хорошо понимали друг друга. Она доверяла моим сообщениям о сыне.
Бренда расплатилась с таксистом и по-королевски милостиво дала на чай.
– Питер, – сказала она, – очень рада тебя видеть. Стелла, дорогая, ты выглядишь превосходно.
Они поцеловались, и Бренда первой вошла в холл. Одета она была, как всегда, роскошно, и я знал, что Стелла завидует свекрови, потому что живет не в Лондоне и не может выглядеть так изысканно.
– Хотите подняться наверх, – спросила Стелла, – или выпьем и посидим в саду?
– Это было бы замечательно, – ответила Бренда. – Послушай, Питер, не убегай из-за того, что я приехала. Где Чарли?
– На болоте, – сказала Стелла, – или возле оранжереи.
Бренда приподняла тонкую выщипанную бровь.
– Мог бы не удирать, поздороваться с бабушкой, но таковы уж мальчишки. Думаю, Макс не очень от него отличается. Как дела у Макса?
С этими словами она села в кресло, закинула одну изящную ногу на другую и достала из сумочки сигареты.
– Он очень занят, – ответила Стелла. – Думаю, доволен жизнью. Ему здесь нравится.
– Вот этого я и опасалась. Макс осторожный человек, вы оба наверняка это и без меня знаете. Он будет держаться за работу в больнице.
– Я думаю, он хочет стать главным врачом. Ты согласен, Питер?
Я разливал по стаканам напитки, стоя к женщинам спиной, и при этом неприятном предположении слегка напрягся и пробормотал какое-то возражение.
– Тебе, разумеется, не хочется жить здесь, – сказала Бренда, и, подавая им стаканы, я вновь обратил внимание на характер их взаимоотношений. Бренда не признавала женской солидарности, но она и Стелла за много лет достигли некоторых невысказанных соглашений. Теперь казалось, что по крайней мере в этом вопросе они союзницы. Ни та ни другая не хотели, чтобы Макс похоронил себя в этой провинциальной больнице.
– О, года два я еще смогла бы вынести, – сказала Стелла и тайком улыбнулась мне, беря стакан джина с тоником, – но, боюсь, Макс намерен прожить здесь больше двух лет. Может, пойдем в сад?
– Меня беспокоит его забота о саде, – вновь заговорила она, когда мы уселись в плетеные кресла в тени, и меня опять поразило то, как она расстроена. Мы посмотрели на пруд, искрящийся в солнечном свете. – Чтобы привести этот сад в надлежащий вид, потребуются годы, а Макс занимается им так, словно намерен провести здесь всю жизнь.