Признание этого мужчины
Шрифт:
— Я имею в виду, если нам понадобится комната, она у нас будет, — тихо говорит Джесси.
Я не хочу, чтобы она нам понадобилась. А еще лучше, если бы нас здесь вообще не было. Но я этого не говорю. Он пошел на эти хлопоты ради меня, поэтому вместо пререканий отрываю взгляд от задумчивых зеленых глаз Джесси и обвожу ими тускло-золотистые стены. Здесь нет ни фресок, ни картин, ни предметов декора.
Кроме креста.
Мои глаза прикованы к гигантскому распятию из темного дерева, и я замечаю, что на каждом конце горизонтальной перекладины, расположенной на две трети его
Чтобы удерживать человека.
Медленно перевожу взгляд обратно на Джесси, он все еще смотрит на меня, внимательно наблюдая, оценивая мою реакцию на это произведение искусства.
— Почему это здесь? — тихо спрашиваю я.
— Потому что я так распорядился, — отвечает он также тихо, его руки небрежно засунуты в карманы, ноги слегка раздвинуты.
— Зачем?
— Думаю, это может… помочь. — Его глаза сверкают, губа закусана.
Помочь? С чем? Джесси стоит с восторженным намерением, написанным на прекрасном лице, от которого замирает сердце.
— С чем нам нужна помощь? — мой голос — хриплый шепот, полный желания и тоски.
Пульс ускоряется, когда он медленно начинает приближаться ко мне.
— Ты хочешь жесткого секса, — тихо говорит он, — и мне это не очень нравится, когда ты носишь моего ребенка. — Он снимает «гренсоны» и носки, затем пиджак, бросая его на кровать. — Поэтому я хорошенько поразмыслил и придумал трах-компромисс.
Выдох застревает в горле, и по какой-то неизвестной причине я отступаю назад. Не знаю почему, я доверяю ему, но немного шокирована его очевидным намерением.
— Не понимаю.
Джесси стягивает галстук, прежде чем медленно расстегнуть пуговицы рубашки.
— Поймешь.
Он оставляет рубашку распахнутой, дразня меня лишь кусочком плоти, пересекает комнату, открывает дверцу шкафа и возится с чем-то. Затем вся комната наполняется медленным нарастающим гулом одухотворенной, вызывающей покалывание музыки.
Я напрягаюсь.
— Что это? — спрашиваю я, когда он медленно возвращается ко мне, овевая своим ароматом.
— Amber «Sexual», — мягко говорит он. — «Afterlife». Уместно, не находишь?
Не могу не согласиться, но мой рот отказывается говорить.
— Ава, секс не всегда должен быть жестким. Власть в моих руках, как бы я тебя ни брал. — Он мягко толкает меня назад, пока я не оказываюсь перед крестом. — Ты любишь не жесткость. А то, с какой бесцеремонностью я тебя беру, — его голос низкий и уверенный. Как и должно быть. Он совершенно прав. Дело в его власти надо мной, а не только в силе его тела.
— Ты больше никогда не будешь устраивать мне вразумляющий трах? — спрашиваю я так же тихо, но не так уверенно.
Его губы растягиваются в легкой улыбке.
— А ты снова бросишь мне вызов?
— Возможно, — выдыхаю я.
— Тогда я абсолютно не сомневаюсь, что так и сделаю, моя искусительница. — Он кладет палец мне под подбородок и поднимает мое лицо к своему. — Если я захочу жестко трахнуть тебя и заставить кричать, я это сделаю. Если захочу заняться с тобой любовью, Ава, и заставить мурлыкать, я это сделаю. — Он нежно прикасается к моим губам, и я с прерывистым выдохом закрываю глаза. — Если я захочу привязать тебя к этому кресту, я это сделаю.
Он обнимает меня и лениво расстегивает молнию на платье, стягивает его и опускается вместе с ним, чтобы я могла выйти. Двигаясь обратно по моему телу, берет меня за руку и целует обручальное кольцо.
— И ты моя, так что я буду делать с тобой все, что захочу.
Мои глаза все еще закрыты, голова низко опущена. Дыхание слабое и неглубокое, а слух наполняется чувственными нотами успокаивающей мелодии. Моя плоть кричит о его прикосновении. Как бы он ни хотел это сделать. Как бы ни хотел меня взять.
С меня снимают лифчик и медленно поднимают руку навстречу золотому наручнику. Джесси защелкивает его и снова целует меня, прежде чем неспешно подвести мою свободную руку к другому золотому манжету.
Я скована, распята на кресте и в его власти. Но на сто процентов в безопасности, и мне на сто процентов комфортно.
— Детка, посмотри на меня, — шепчет он, поглаживая меня по щеке.
Мои отяжелевшие веки приподнимаются, и я утопаю в темно-зеленых омутах чистой любви.
— Скажи, что ты никогда не делал этого раньше. — Это единственная отвлекающая мысль, которая проносится у меня в голове.
Время, которое я провела в общей комнате, никогда не предполагало такого уровня интенсивности или близости между двумя людьми. Но оно было кратким, и хотя то, чему я стала свидетелем, казалось будоражащим, там, безусловно, не присутствовал элемент любви. У нас же эта любовь есть.
Скользнув рукой по моему затылку, Джесси слегка притягивает меня вперед, чтобы наши лица были как можно ближе, но не касались друг друга.
— Никогда.
Наши губы встречаются в нежном поцелуе, и я закрываю глаза, охотно, но не безумно, открываясь его мягким губам. Чувствую спокойствие и безмятежность, Джесси неторопливо исследует языком мой рот, лаская и отстраняясь, прежде чем снова погрузиться в него, продолжая ленивое соблазнение. Неспособность прикоснуться к нему совсем меня не волнует. Он крепко держит меня за шею, целует, будто я стеклянная, но никакого контакта больше не происходит. Его рот дает все, что мне нужно. У меня нет желания требовать чего-то более жесткого. Сейчас все идеально.
Перемещаясь губами к моему уху, Джесси проводит языком по краю мочки, и я прижимаюсь щекой к его челюсти, находя успокоение в таком знакомом ощущении щетины на коже. Тело пронизывает покалывание, каждая частичка гудит в такт эротическим движениям его губ. А потом они покидают мое ухо, и он отстраняется.
— Глаза, детка.
С некоторым решительным усилием поднимаю веки и наблюдаю, как он снимает рубашку, обнажая слегка загорелую, подтянутую, гладкую плоть, атакующую мой взор. Скольжу взглядом по всей твердой необъятности его грудных мышц, животу, шраму. От этого зрелища пошатываюсь на каблуках и жалею, что скована. Но быстро отвлекаюсь от необходимости прикоснуться к нему, когда Джесси расстегивает ремень вместе с пуговицей и молнией брюк и спускает их с крепких бедер.