Признание
Шрифт:
И Хэмиш оказался прав. Дверь с противоположной стороны храма открылась, и в нее вошел человек.
На нем был пасторский воротник; на его квадратном, обветренном лице застыло встревоженное выражение. Трудно было сказать, сколько ему лет. Он принадлежал к числу мужчин, которые лет до сорока кажутся совсем мальчишками. Ратлидж поймал себя на мысли, что такая внешность — недостаток для священника, который старается выглядеть опытным и мудрым.
Священник не подошел к гостю. Увидев, что перед ним незнакомец, он остановился и звучным голосом, еще больше подчеркивавшим
— Вы заблудились?
— Мистер Моррисон? Я из Лондона. Скотленд-Ярд. Хотел бы побеседовать с вами об одном из ваших прихожан.
— В самом деле? — удивился священник. — В нашем приходе, как и везде, встречаются люди безнравственные, но не могу припомнить, чтобы кто-то из них в последнее время привлек к себе внимание Скотленд-Ярда.
— Мы можем где-нибудь поговорить? — спросил Ратлидж.
Священник показал на скамьи:
— Места здесь хватает. Давайте присядем?
Ратлидж зашагал вперед; священник не сдвинулся с места, пока Ратлидж не дошел до предпоследнего ряда.
— Здесь подойдет?
— Да. Спасибо. — Тут священник шагнул вперед и, наконец, протянул руку. — Боюсь, у вас передо мной преимущество: вы знаете, как меня зовут, а я вас не знаю.
— Инспектор Ратлидж.
— Ага… Что ж, мистер Ратлидж, вынужден признать, что мне немногое известно о моей пастве, но я постараюсь помочь вам, чем смогу.
Они сели на жесткую деревянную скамью лицом друг к другу. Ратлидж достал из кармана медальон на тонкой цепочке и, открыв, протянул священнику, хотя заранее знал ответ на свой еще не заданный вопрос:
— Вам знакома эта женщина?
— Да… Да, я знал ее, — медленно ответил Моррисон, беря медальон, хотя ясно было, что более пристально рассматривать изображение ему не требуется. — Когда-то она жила неподалеку отсюда.
— Пожалуйста, скажите, как ее зовут.
— Позвольте сначала спросить, где вы нашли этот медальон?
— В Грейвсенде, — ответил Ратлидж. Видя, что священник молчит и смотрит на фотографию, Ратлидж продолжал: — Полиция обнаружила его на шее трупа, выловленного из Темзы.
— Боже правый! — Священник резко захлопнул медальон, как будто ему невыносимо стало смотреть на фотографию. Его взгляд переместился на алтарь. — Кто… тело опознали?
— У нас есть основания полагать, что покойный — некий Уайат Рассел.
На лице священника отразилось такое облегчение, что Ратлиджу стало даже неприятно. Отвернувшись, он спросил:
— Вы его знали?
— Д-да, знал. Он жил недалеко отсюда.
— В усадьбе, которая носит название «Берег».
— Да, откуда вы знаете?
— Незадолго до своей смерти он приходил ко мне. Вы не сказали, кто та женщина.
— Он покончил с собой?
— Его убили, — сухо ответил Рассел. — Так как ее зовут, преподобный?
— Упокой Господи его душу, — пылко произнес Моррисон и перекрестился. — Да… женщину на фотографии зовут Синтия Фаррадей. Она поселилась в усадьбе «Берег» после того, как ее родители умерли от тифа. Кажется, ее отец и покойный Малколм Рассел были двоюродными братьями. Она тогда была слишком молода,
— Полицию вызывали?
— Да, приезжали полицейские из Тилбери. Когда родные поняли, что она пропала, ее стали искать. Потом кого-то из слуг спешно послали в Тилбери. Позвали на помощь и жителей Фарнэма, которые хорошо знают местные болота. Но миссис Рассел так и не нашли. Дознаватель пришел к выводу, что она покончила с собой, так как боялась, что ее сына убьют на войне. Видите ли, она потеряла мужа на войне с бурами. Сын помнил, что, когда мать была еще девочкой, цыганка гадала ей по руке и предсказала, что война отнимет у нее всех, кого она любит. Смерть мужа убедила ее в том, что предсказание сбывается.
Тем летом, после того как в Сараеве убили австрийского эрцгерцога, наследника габсбургского престола, все много рассуждали о будущем. Ратлидж отлично помнил все ходившие тогда слухи и домыслы. Потребует ли Австрия ответа от сербов? И что будет делать Германия, если Россия поднимется на защиту братьев-славян? Придется ли Франции как союзнице России также объявить войну Германии? Правительства приступили к мобилизации; армии передислоцировали к границам. А в Бельгию, крошечную Бельгию с открытыми границами и маленькой армией, вторглись немецкие войска по пути во Францию, несмотря на то что Британия объявила, что берет Бельгию под свою защиту. У Британии не осталось выбора; пришлось объявить войну Германии. Вскоре заполыхала вся Европа.
Сначала никто не верил в то, что война начнется. А потом все думали, что она закончится к Рождеству, что главы государств опомнятся.
Но кровавая бойня растянулась на целых четыре года. У миссис Рассел были все основания бояться за сына, хотя в то время еще никто не мог этого предугадать.
— Неужели она в самом деле могла покончить с собой из-за какого-то глупого суеверия? Наверняка тщательное расследование открыло более вескую причину ее исчезновения… И потом, если она утонула, рано или поздно ее тело прибило бы к берегу?
— Вы ее не знали, — устало ответил Моррисон. — Элизабет Рассел была одержима новостями; она читала все, что могла найти. Ей с курьером присылали все лондонские ежедневные газеты. Она переписывалась с подругой, вышедшей замуж за француза; когда немецкие войска перешли границу, подруга послала ей телеграмму. И несмотря ни на что, ее сын пошел в армию, хотя не прошло и двух недель после ее исчезновения. — Священник пожал плечами. — Местные жители, по-своему мудрые люди, даже радовались, что тело миссис Рассел не нашли. Видите ли, на самоубийце словно появляется клеймо… И если бы потом ее нашли, неизбежно возник бы вопрос, где ее хоронить… Жители Фарнэма были недовольны даже тем, что Рассел захотел поставить матери памятник в их фамильном склепе. Должен сказать, их отношение меня удивило. Мои прихожане в целом не слишком набожны.