Призрачная любовь
Шрифт:
— Мать моя тут не при чем, — холодно парировал Миша. — А я видел то, что видел. И Лена, как мне кажется, тоже видела. И тот парень, чью смерть пытались повесить на твою дочь.
— И многия другия тут такого повидали! Вспоминать жуть, чистая жуть! — Охнула старушка, словно побочный персонаж, проходящий по заднему плану.
— Ладно, — отчеканивая слова, сквозь ниточку, в которую сложились губы, произнес Олег, — я поднимусь и посмотрю, что тебя так напугало.
— Я пойду с тобой, — кивнул Мишка, гордясь собой за проявленное мужество.
Он
Они решительно поднялись на пятый этаж. Преодолевая накатывающий волнами иррациональный ужас, Миша посмотрел на лестницу, ведущую на чердак.
Пусто!
Но ощущение потустороннего холода и угрозы продолжали давить на плечи.
— Ты чувствуешь запах? — спросил Олег. — Твою мать, да это же газ! Придурок, ты оставил включенной колонку?!
Олег, не раздумывая, бросился в квартиру и бегом направился к ванной, резко рванув дверь на себя. Из открытого проема на него клубком понеслось оранжевое, в голубых всполохах, пламя. Больше ничего видеть он уже не мог. От оглушительного грохота содрогнулся подъезд. Михаила отбросило волной в сторону и, уже теряя сознание, он чувствовал, как летит вниз, пересчитывая зубами ступени. Как падают сверху штукатурка и кирпичи. И как за ним по пятам летит огонь.
Глава 22
Вспомнить все?
Сознание возвращалось медленно. Очень медленно. Миша, не открывая глаз, вспоминал, как ворвался в квартиру вслед за Олегом; как горячее пламя понеслось на встречу, как он развернулся, скорее по инерции, чем всерьез надеясь уйти от обжигающих объятий воспламенившегося газового облака. Как боль, острая, горячая, ударила в спину. На секунду Мишка снова увидел, как живым факелом вспыхнула фигура отчима. Ощутил запах горящей плоти. Услышал отчаянные крики.
А потом — тишина.
Почему-то было не больно? Совсем не больно! Странный факт, если учитывать встречу с огненным смерчем, недвусмысленно давшим понять, что хочет его проглотить. Какое же количество обезболивающих препаратов пришлось использовать медикам? Да и где найти такие наркотики, способные оставить сознание трезвым, но при этом полностью отключить боль?
Не было не только боли. Тело словно перестало существовать. Мишка не чувствовал ни ног, ни рук. Подняв веки, он обнаружил, что лежит на чем-то каменном, твердом и узком, словно скалистый выступ, окруженном со всех сторон туманом, — влажным, липким, скрывающим очертания предметов. На самом Мишке болталось нелепейшей одеяние: длинная рубаха, просторная, невзрачная, легкая. И более ничего. Даже белья на себе он не чувствовал. Что же это такое?
В тумане раздались звуки, будто кто-то рассекал волны веслом. Почти в самые ноги ему ткнулся узкий вострый нос деревянной лодки.
— Ну, садись, смертный, — в густом женском голосе Мишка отчетливо расслышал насмешку.
Миша последовал данному совету. Он не сомневался, что впереди долгий путь.
— Кто ты? — наконец спросил он, справившись с волнением, у серой фигуры на носу лодки.
— Для тебя я — никто и ничто, безликий проводник к Другому Берегу, — прозвучал ответ.
— А Другой Берег — что это? — не унимался Мишка. — Новое воплощение? Посмертие?
— Это уж как решат Старейшие.
И это — все?
Все?!
Эти… призраки "уделали" его, как мальчика, а сами остались, как пауки, поджидать новые жертвы? При мысли о том, сколько всего полезного он мог бы сделать в оставленной жизни, Миша почувствовал, как ярость железным обручем стягивает лоб и виски, заставляет сжимать руки в кулаки. Он ничего не успел, ничего не сделал! Только потому, что какой-то, не будем нецензурно выражаться, хоть и очень хочется, придурок, не удержавшись на скользкой поверхности, решил спрыгнуть в пропасть и теперь утягивает за собой всех, до кого дотянется. И сколько это может продолжаться? Должен же кто-то положить конец этой кадрили со смертью? Почему не он?
Они причалили.
Миша только успел подумать, что если это и есть пресловутый "Другой Берег", то он здесь долго не останется.
Неряшливая маленькая пристань сменилась бесконечной поднимающейся вверх, лестницей, выведшей их к маленькому домику, за которым висела плотная стена туманов, не позволяющая разглядеть, если ли там земля или другие строения, или нет.
Вообще что-либо увидеть не представлялось возможным.
Коридорчик, в котором они очутились, пройдя через замызганную, обшарпанную дверь, был узким и длинным. Перед следующей дверью стояла небольшая конторка, за которой более или менее уютно расположился один, средних лет, старичок в пенсне на длинном носу.
— А, ещё один голубчик, — покряхтывая, чуть ли не радостно потирал старичок руки. — Ну-ка, ну-ка! Назовите-ка Ваше имечко. Мы вам выдадим номер вашего личного дела.
А где звук золотых труб и серебряных колоколов? Где хотя бы пресловутые, надоевшие до оскомины на зубах, туннели, которые так любят описывать якобы пережившие клиническую смерть? Нет ничего, кроме обшарпанного замызганного коридорчика, странной проводницы, закутанной в плащ, каких у них в мире, почитай, вообще никогда не носили, да этого старика, похожего на любителя детективов в стиле "Шерлок Холмс".
— Михаил Зеленков.
— Год рождения?
— 1976.
— Угу, — кивнул дедок и, распахнув с виду небольшой шкаф, принялся в нём копаться.
Мишка попытался заглянуть дяденьке через плечо, но кроме беспросветной темноты ничего не увидел.
Деду повезло больше. Он извлек из деревянного, изрядно покусанного жуком-короедом, нутра шкафа, металлический жетончик, с непонятными, выбитыми на нем, знаками.
— Вот. Твое! — довольно изрек, покряхтывая и прихрамывая, ковыляя к стойке. — Отдашь Верховным.