Призрачный сфинкс
Шрифт:
После церемонии знакомства за длинным черным столом, уставленным вазами с фруктами и кувшинами (Гусев тут же, чувствуя себя вполне свободно, налил, отхлебнул и одобрительно кивнул), маг Ольвиорн еще раз, теперь уже для премьера, главы парламента и министра обороны, поведал о пророчестве Мерлиона, скоддах и пришельцах, недавно пожаловавших из иномирья. Лонд Гарракс тоже слышал эту историю впервые, и поначалу вид имел ошеломленный, но постепенно пришел в себя. Тройка же высокопоставленных лиц, видимо, уже проинформированная королем, удивления не выказывала и слушала мага очень внимательно.
После речи Ольвиорна пришельцы (в лице Сергея и Элис) обрисовали обстоятельства своего появления в Таэльрине и некоторое время отвечали на вопросы его величества и остальных власть
А потом король предложил обговорить конкретные действия, которые нужно предпринять для противостояния скоддам. Ударную силу во всем этом предприятии должны были составлять пришельцы, не поддающиеся местной магии и, возможно, и магии скоддов, и располагающие каким-то чудо-оружием, безмерно превосходящим все мечи, копья, луки и боевые топоры вместе взятые.
Гусев вызвался рассказать о принципах действия стрелялок-бабахалок и принялся расписывать таэльринцам достоинства военной техники, с успехом ежедневно применяющейся по самым разным поводам в мире людей-землян. Он расхваливал автоматы и гранаты, а Сергею вдруг пришла в голову одна очень неприятная мысль.
«Допустим, нам удастся перестрелять этих скоддов, – сказал он себе, – и местный народ поймет, какое у нас действительно замечательное оружие. А дальше?..»
А дальше могло случиться и такое: убедится тот же военный министр в великолепной убойной силе «Калашникова» – и проснется в нем Тимур, Аттила, Гитлер или Наполеон, ведь жажда власти – одно из неотъемлемых качеств человека… И не спасет вся спецподготовка, потому что не полезут в лоб, а прикончат втихаря – яд в кружку с водой, ножичком по горлу во сне… И вечный покой рабам Божиим Александру, Геннадию и Сергею. Разберутся местные умельцы с устройством чудо-оружия, скопируют… А не скопируют – заявит местный кандидат в Наполеоны, что заряды не кончаются никогда, сблефует, пристрелит для наглядности и острастки двух-трех несогласных – и попрет завоевывать соседей и весь мир…
Может, и никчемушная это была мысль, но Сергея проняла, так что он беспокойно заворочался в кресле, скользя взглядом по лицам правящей верхушки Таэльрина, заинтересованно слушавшей Генычеву апологию «калаша» и других убойных созданий. И вот уже министр обороны высказал желание посмотреть на это оружие, увидеть его в действии…
Пришлось съездить в гостиницу за упрятанным под тремя замками в кладовой оружием – и все участники «встречи в верхах» выехали за город, в окрестные леса, дабы треск и грохот стрелялок-бабахалок не напугал мирных горожан и не породил пересуды и смятение умов.
Падали в траву срезанные автоматными очередями ветки, и кора кусками отлетала от вековых деревьев… Сверкала и рвала в клочья лесной воздух «погремушка Перуна»… Уродовала травяной покров несчастной поляны граната… На куски разлетались от пистолетных выстрелов установленные в развилке ветвей пустые кувшины…
Таэльринцы были потрясены. С бледными лицами они стояли посреди поляны, высоко в небе с криками метались перепуганные птицы, а Геныч с автоматом в руках прохаживался перед высшими сановниками мирного королевства Таэльрин и вдохновенно рассказывал о танках и подводных лодках, зенитных комплексах и бомбардировщиках-невидимках, о боевых ракетах, противопехотных минах, атомных боезарядах, интеллектуальном оружии – боеголовках, способных поражать снайперов за углом, и прочих достижениях человеческой цивилизации, призванных регулировать популяцию землян.
– Не понимаю, как вы до сих пор еще существуете… при таком-то ужасном оружии… – в замешательстве промолвил король Таэльрина.
Гусев рассмеялся, пояснил снисходительно, с любовью поглаживая автомат:
– Именно потому и существуем, что у нас есть такое оружие. И у меня есть, и у врага моего тоже есть. Потому особо и не трогаем друг друга. А без оружия давно бы друг дружке глотку перегрызли или задушили голыми руками. У нас, ваше величество, по-иному нельзя. Все держится на равновесии сил; сил, а не бессилия.
– Не хотел бы я оказаться в вашем мире, – пробормотал военный министр. Премьер-министр и глава парламента согласно кивнули.
…Потом был обед в королевской резиденции, обсуждение деталей предстоящего похода. Для сопровождения иномирян к «Небесному Огню», помимо полусотни королевских гвардейцев, было решено выделить еще по двадцать бойцов из приграничных гарнизонов лондов Гарракса, Вильдена и Дастунга – «Небесный Огонь» находился к востоку от их владений, на ничейной земле, покинутой людьми еще в давние времена. Эта сотня с лишним воинов представляла собой достаточную силу для прохода через территории, на которых можно было ожидать нападений маргов – учитывая, что иномиряне располагают поистине убийственным оружием. Во главе этого сводного отряда министр обороны предложил поставить командира королевского гвардейского полка Рандера – и предложение было принято его величеством. Верховный маг Креомин, со своей стороны, командировал к «Небесному Огню» мага Ольвиорна с помощниками. Лонд Гарракс также высказал желание участвовать в походе – разумеется, не под началом королевского служаки Рандера, а как бы сам по себе. Сборы было решено провести в максимально сжатые сроки и никоим образом не афишировать эту операцию и не посвящать воинов сопровождения в ее назначение. Затем все-таки сошлись на том, что командир отряда Рандер должен знать, зачем чужеземцы направляются в неблизкую гористую местность.
Относительно вывалившихся из какой-то другой дыры американцев решили, что они останутся в столице – их участие в этом мероприятии казалось совершенно необязательным, потому что они не были бойцами-профессионалами, и пистолет Уолтера Грэхема не мог играть в предстоящей схватке значительной роли.
«Мы очень надеемся на вас», – сказал в заключение король Валлиор, на что Гусев, отхлебнув вина, довольно развязно ответил: «Спите спокойно, ваше величество, уделаем мы этих скоддов – мы ведь специалисты. Да, парни?» – «Да», – кивнул Саня Веремеев, а Сергей промолчал…
…И вот они сидели в кабачке, и неутомимый Гусев продолжал что-то с жаром растолковывать размякшему Сане Веремееву; Саня потягивал пиво, грыз сухарик, благодушно кивал, но, кажется, давным-давно не слушал напарника. Сергей смахнул рукавом плаща крошки со стола перед собой и тоже взял с блюда сухарик – вкусные здесь были сухарики, даже лучше рыбьего хвоста или соленых орешков. Поднес к губам свою недопитую кружку, но так и не сделал глоток – его внимание привлек человек, стоящий у двери кабачка, в двух шагах от столика благообразного экс-учителя словесности.
Разглядывая его, Сергей ощутил какую-то смутную тревогу, какую-то внутреннюю неустроенность, некий перекос – словно задвинули ящик письменного стола, да не так как надо, и он теперь не лезет ни назад, ни вперед. Причину этой смутной тревоги он не смог бы себе объяснить…
Человек был довольно высок ростом, плечист и худощав, черты его смуглого лица были правильными, но какими-то резкими; что-то в них было от геральдического степного орла с областного герба – хищность и скрытая угроза, во всяком случае, именно такое впечатление сложилось у Сергея, забывшего о своем пиве. А остроконечная черная бородка, составляющая единый ансамбль с тонкими усами, наводили на мысль не о благородных рубаках-рубахах-мушкетерах в изображении Дюма и разных кинорежиссеров, а, скорее, об извечном антагонисте Господа. Человек был лет на десять старше Сергея, и чувствовалась в нем скрытая темная сила. И одеяние на нем было соответствующее: черный длинный плащ и черная шляпа с кроваво-красным пером, а под плащом виднелся черный панцирь лат, и за широкий черный пояс был заткнут кинжал с узорчатой рукояткой. Незнакомец неподвижно стоял, опустив руки и слегка расставив ноги в черных остроносых туфлях какого-то средневекового вида, и смотрел прямо перед собой чуть прищуренными темными глазами. Кроме Сергея, никто в кабачке, кажется, не обращал на него внимания, а седой экс-учитель вообще его в упор не замечал, словно и не человек стоял буквально возле самого его носа, а обыкновенный столб, подпирающий потолок.