Призрак и сабля
Шрифт:
— Неужто? — засомневался Тимофей.
Наблюдая слаженные действия крылатых детских лиц, казак окончательно решил, что бредит и разговаривает сам с собой. Отчего и осмелел не по чину. — Даже детям известно, что Господь наш — Всеведущ! Как же можно что-то сделать тайком от него? Опять темнишь, архангел?
— Истинная правда, чтоб мне Рая не видать… — побожился Михаил. — Ну, как тебе объяснить, попроще? Он, как будто бы ничего не знает. Вот, к примеру, ты сына своего часто ругал, узнав, что он в реку с дерева сигал или дрался на улице? Хотя все это ему было строжайше воспрещено…
— Так запреты все бабские, мне-то парня за что ругать? — искренне
— Именно, — подтвердил архангел Михаил. — А чтобы тебе, казак, легче было исполнить предназначенное, от себя лично дарю тебе это оружие… — меч архистратига на мгновение исчез, а вместо него в руке небожителя возникла ладная сабля. — Оно, хоть и не серебряное, но в бою с нечистью очень даже пригодиться. Только понапрасну им не размахивай…
— Спасибо тебе на добром слове, ангельский воевода, — от всей души поблагодарил архангела Тимофей, торжественно принимая оружие и чувствуя при этом, как его тело наполняется силой и здоровьем. Потом немного помолчал в раздумье, и с сожалением закончил: — Жаль только, что когда утром я проснусь, то ничего этого, не только не увижу — но, даже, и не вспомню… Чай, не первое ранение — знаю, что от лихорадки, вызванной потерей крови, казаку может еще и не такое пригрезится.
Глава восьмая
Громко потрескивал в костре жирный сок, скапывающий с упитанной заячьей тушки, распространяя вокруг изумительные ароматы жарящегося мяса, — подпорченные тяжелым душком, предупреждающем о неотвратимом превращении аппетитного жаркого в совершенно несъедобные угли. Но ни Тарас, ни вновь принявший человеческий облик Степан, в задумчивости не обращали на это неприятное обстоятельство никакого внимания.
— А я еще был уверен, что ничего более невероятного, нежели моя история, с человеком и произойти не может, — наконец нарушил затянувшееся молчание несостоявшийся ученик чародея. — В такую диковину и в самом деле трудно поверить…
— Хочешь сказать, — отозвался Тарас, — что приснившийся мне сон, обычное сновидение. А на самом деле ничего подобного не происходило?
— Я б может и засомневался, да вот только Призрак утверждает, что все увиденное тобой, видел в свое время и Тимофей Куница. Хотя, он не берется утверждать, что призванный мною дух твоего отца приходил именно с потустороннего мира. А кроме того, откуда-то взялась эта сабля? Пока ты спал, я поглядел на нее внимательнее. Она не заколдована, а намоленная. При этом сила ее такова, что после нанесенного удара, нечисть будет не только умерщвлена, но даже и дух ее развоплотится! А подобное воздействие свидетельствует о том, что ковалась она не в земной кузнице. Одним словом, продолжая мысль, побратим мой, Куница, могу сказать лишь одно: если правдив этот дар архангела Михаила — то и штандарт небесного воинства твоему отцу не пригрезился. И мне остается удивляться только одному: что ты еще до сих пор жив и здоров. Когда, говоришь, исчез твой отец?
— Второй год… Только, почему исчез? — Тарас повернулся всем телом к Степану. — Ты что-то знаешь?
— Дивны твои дела, Господи! Вот уже год, как православная реликвия столь сокрушительной мощи находиться среди людей, и до сих пор ни одна живая душа не знает в каком именно месте Тимофей Куница — то ли в предчувствии собственной гибели, то ли по какой иной причине — спрятал ее и от врагов, и от друзей. И все это происходит в то самое время, когда латиняне подминают под себя целый православный край, а басурмане не дают ни князьям, ни казакам собраться с силами, чтоб защитить свою землю и веру от поругания католиками.
— Степан, — подозрительно взглянул на белобрысого побратима и пнул его в лодыжку Тарас, — говори проще, а то я начну сомневаться в правдивости рассказанной тобой истории. Столь мудро даже отец Василий никогда не изъясняется, если не читает писание.
— Так то и не мои слова, — выходя из транса, конфузливо объяснился белобрысый богатырь. — Это я мысли Призрака повторил. Наш атаман Терн-Кобылецкий, оказывается, прежде чем воевать да разбойничать начал, Острожскую академию закончить успел. А в теле неуспокоенного духа еще и хорошенько подумать обо всем имел время. Ну, да ладно, красиво и складно говорить — каждый может выучиться, делать-то что станем? Ты точно не догадываешься, где отец мог реликвию спрятать? — и предупреждая возмущенную реплику товарища, добавил. — Лично я в этом не сомневаюсь, но уверен, что список людей, принимающих твои слова на веру, мной и ограничится. Поэтому, в наших общих интересах, хорошенько подумать и постараться опередить в поисках реликвии всех врагов. И это будет не только латинская инквизиция. Уж поверь мне. Может, я и не такой умный, как наш конь, но за десять лет ученичества в чародея, все же кое-что постиг.
— Да?
— Уверен. Во всяком случае нечисть и басурмане, если еще не начали охоту за реликвией, то вскоре к ней присоединятся. Проще шило в мешке утаить, нежели подобную новость. Припоминаю — мой учитель тоже, что-то по этому поводу произнес, кстати — довольно обеспокоенным тоном. Жаль, я тогда больше над побегом подумывал. Не запомнил…
— Но я и в самом деле… — раздраженно начал Тарас.
— Все-все… Не горячись, — остановил его Степан. — Не хватало только нам с тобой еще поссориться. Я к тому, что чем бы мы не занимались, куда бы не ехали, догоняли или убегали — ты непрерывно должен думать о том, куда отец мог спрятать реликвию. И если успел передать тебе саблю и все прочее, то почему даже не намекнул о вещах более важных? Понимаешь?
— Да.
— Вот и славно, — побратим, обжигая пальцы, выхватил из жара, упавшую в угли тушку. — А теперь, давай съедим, то, что еще окончательно не сгорело, и будем собираться. У нас и помимо этого, забот хватает. Кстати, как считаешь: лучше сперва с долгами рассчитаться, или сразу домой — чтоб со всем кладом не возится? Тяжел и громоздок он больно…
— А мы умнее сделаем, — оживился от удачной мысли Куница, а то раздумья обо всех этих странностях уже совсем вогнали парня в уныние. — Отмеряем десятину, которую вернуть надо, а остальное попрошу лесного хозяина поближе к Михайловке доставить. Думаю, в такой мелочи он не откажет. Желудь-то мы, как и уговаривались с ним — посадили. Вот и не придется все добро с собой тащить.
— Это хорошо, — одобрил Степан. — Значит, налегке пойдем…
— Ну, кто пойдет, а кто и поскачет… — с этими словами Тарас взял седло и подошел к сивку. — Давай, Призрак, подставляй хребет…
Бывший атаман, смирившийся со своей новой судьбой, и как оказалось, даже обрадованный таким неожиданным поворотом судьбы, безропотно подставил спину, но как только седло дотронулось до него, конь с диким ржанием взвился на задние ноги, а потом отпрыгнул в сторону, бешено вращая враз заплывшими кровью глазами.