Призрак мисс Миранды
Шрифт:
— Вы меня не знаете?
— Как ни стараюсь, не могу припомнить, чтобы я хоть раз в жизни встречала вас.
— Ну, хорошо, — пожал он плечами. — Только не стоит демонстрировать такую надменность, — с мягкой иронией сказал он.
— Простите, но я сказала правду. В доме нет ничего интересного для лицезрения. И кроме того, моей матери не понравится…
— То есть вы мисс Воген? — Это был не столько вопрос, сколько утверждение. — И вас зовут Розамунда.
— Да.
И хотя кто угодно в деревне — например, Фред из «Белого оленя» или миссис Пибоди с почты —
— Сначала я не понял. Вы совершенно не похожи на училку. — Он произнес это так, что стало ясно: эти существа не вызывают в нем ни капли симпатии.
— Бывает.
— Хотя, — насмешливо решил он. — Говорите вы почти как все они. — Лениво рассматривая меня, он молчал, раскачиваясь на пятках и засунув большие пальцы за пояс брюк. — Значит, это без вас дом не выжил бы?
— Я бы этого не сказала.
— Не скромничайте. Ваша мать так считает.
— Моя мать?
Как ни странно, я испытала облегчение. Наконец-то я начала (вернее, подумала, что начала) что-то понимать. Мистер Пембертон был знакомый каких-то друзей или знал каких-то наших далеких родственников. Человек, которому кто-то сказал, что, мол, если будете в Сассексе, навестите миссис Воген. Правда, я ее не видел чертову уйму лет, но она обитает в интереснейшем старом доме, который вам с удовольствием покажут. Откровенно говоря, в летние месяцы у нас с мамой бывали подобные гости.
— А вот почему вы сказали, что вы не человек с улицы. Мне ужасно неудобно, мистер Пембертон, я решила, что вы просто турист. — На этот раз я покраснела от смущения. — Я понятия не имела, что вы знаете мою мать.
— Но я не знаю ее.
— Ну, значит, знакомы с кем-то из ее друзей. Или с родственниками. И я должна извиниться…
Теперь незнакомец откровенно веселился:
— Я немного слышал о вас, вот и все. С другой стороны, я только надеюсь познакомиться с вашей матерью.
— А она ждет вашего появления?
К тому времени я была настолько растеряна, пытаясь понять, почему мать даже не упоминала о госте, что решила напрямую спросить, кто он такой и что, ради всех святых, он тут делает. Откровенная невежливость этого замысла заставила вспомнить о приличных манерах. Отступив назад, я широко открыла входную дверь.
— На самом деле, она не ждет меня, мисс Воген. Давайте будем исходить из того, что она знала, что я намерен с ней встретиться. Но она не в курсе, когда точно я появлюсь.
— В таком случае вы можете войти и подождать ее. Таня привезет ее примерно к шести. — Я с запозданием сделала приглашающий жест.
— С вашего разрешения.
То ли в поисках самооправдания, то ли извиняясь, я сказала:
— Прошу прошения, мистер Пембертон, но я первый раз слышу о вашем визите.
Он никак не прокомментировал мои слова. Сомневаюсь, слышал ли он их вообще, внимательно рассматривая ступеньки перед входом. Можно подумать, получив, наконец приглашение в дом, он намерен вступить во владение им.
— Рано или поздно кто-то здесь сломает себе лодыжку, мисс Воген, — сказал он сухим тоном: так хозяин говорит с прислугой. — Для начала их необходимо привести в порядок.
Он пожал плечами, словно после нашего диалога я потеряла способность понимать, после чего, оглянувшись, окинул быстрым взглядом розовые кусты у террасы, лужайку, за которой тянулся заливной луг, поблескивающую излучину реки — и лишь потом повернулся, чтобы войти внутрь. Я всегда буду помнить этот момент. Ибо солнце, клонившееся к закату в юго-западной стороне неба, отбросило перед ним длинную черную тень, которая легла через порог, коснувшись залитых светом панелей холла. И внезапно мне захотелось не закрывать за ним двери, ибо я поняла, что с той минуты и навеки мир никогда не будет таким, как прежде.
Глава 3
Таня, моя сестра, всегда говорила, что у меня чрезмерно развито воображение, но я не сомневалась, что атмосферу в доме, особенно старом, давшем приют многим поколениям, каждый человек ощущает по-своему. И с первых же его шагов я преисполнилась убеждения, что мой дом не принимает его. И дело было не в том, что солнце майского дня сменилось прохладой вестибюля. Тут было что-то большее. Никогда раньше я не обращала внимания на тишину, стоящую в холле. Толстые стены и массивные двери заставили смолкнуть шум весеннего дня и щебет птиц. Не скрипнула ни одна из половиц, не шевельнулась ни одна из портьер. Единственным звуком, нарушавшим тишину, было наше дыхание.
Но если бы даже дом и не отвергал его, это чувство поселилось во мне.
— М-да, — сказал он. — Неплохо. Очень даже неплохо. — Он стоял, сложив на груди руки и оценивая каждую деталь обстановки; у него был отнюдь не тот равнодушно-вежливый вид, который может позволить себе гость, — нет, он словно бы запоминал каждую подробность, каждую трещинку, каждую покосившуюся оконную раму, каждую щербинку на изъеденных жучком стропилах. — Теперь стоит прикинуть… — Он думал вслух, не утруждаясь обращаться ко мне. — У меня рост шесть футов и два дюйма… [6] Если я вытяну руки, то можно прибавить, самое малое, еще фут… М-м-м, вроде неплохо.
6
1 фут = 0,3 м; дюйм = 2,54 см.
— В самом деле, очень хорошо. Для нашего времени — просто исключительно.
— В самом деле? Вы, как школьная учительница, конечно, должны это знать. Не сомневаюсь, что с исторической точки зрения все так, как вы говорите. Но вот что касается моей цели…
— В чем же заключается ваша цель, мистер Пембертон?
Но он был слишком занят, чтобы слушать меня, этот незнакомец. Я могла бы вообще не открывать рта. Он подошел к окну слева от дверей и быстрыми привычными движениями измерил ширину подоконника.