Призрак музыканта
Шрифт:
— Это что, допрос в суде? — заносчиво спросил Хасан.
— Нет, это просто попытка узнать, что же произошло с младшей сестрой моей матери.
— Я не обязан давать тебе отчет.
— Но она больна.
— Дома ее лечат. Приходится держать ее под замком. Вот служанка не доглядела, Сельви и сбежала.
— Немая служанка? — вспомнил я.
Он кивнул.
— Да, немая.
— Хасан, почему ты не давал нам знать о болезни Сельви?
— Я боялся, что вы подумаете, будто я дурно обращаюсь с ней и она из-за этого
— Обычно ее болезненным припадкам всегда предшествовали какие-нибудь потрясения.
— Потрясение было.
— Какое?
— Брачная ночь!
— Но… — вопрос замер у меня на губах. Я примерно представлял себе, что могло произойти в брачную ночь.
— Но вы стали мужем и женой? — тихо спросил я.
— Да.
— В чем же дело? Ее так потрясла обычная боль? Или ты был груб с нею?
— Нет.
— Что же тогда?
— Виновен не я.
— Она?
— Нет.
— Кто же?
— Не все ли тебе равно?
— Может быть, ты хочешь сказать, что Сельви потеряла девственность еще до первой ночи с тобой?
— Сказать так, значит, оскорбить ее!
— Но мое предположение верно?
— Да.
— И теперь ты мстишь ей, держишь ее взаперти.
— Нет, не так.
— Что же тогда?
— Не могу сказать. Ни тебе, Чамил, ни кому-нибудь другому. Никому.
— Сельви останется у нас.
— Нет, нет! — воскликнул он с отчаянием.
— Она больна.
— Я сам ухаживаю за ней. Чамил! Не отнимай ее у меня. После той первой ночи я осознал, что не могу жить без этой телесной близости с ней.
— Ты хочешь сказать, — строго начал я, — что вступаешь в телесную близость с больной, не помнящей себя женщиной? Это дурно, Хасан.
— Не тебе меня учить. Мальчишка! Это моя жена.
— Она останется здесь, пока здоровье ее не поправится.
— Нет!
— Ступай домой, Хасан.
— Нет, я не домой пойду, — выкрикнул Хасан. — Я пойду отсюда прямо в суд! И пусть суд решит, где должна находиться женщина — в доме своей сестры и ее сына, или же в доме своего мужа!
14
ИГРА
Когда Хасан ушел, я прошел в комнату Сельви.
Она сидела на постели и, натянув на растопыренные пальцы обрывок тонкой бечевки, играла в эту старинную игру — вывязывала на пальцах разные узоры, фигуры, что-то отдаленно напоминающие. Девочки, когда играют в эту игру, обычно приговаривают что-то вроде: «дом, гроб, колыбель» и так далее, в зависимости от того, на что по их разумению походят фигуры.
Но Сельви играла молча. Увидев меня, она посмотрела равнодушно и продолжала играть. Она не узнавала меня.
Я сел напротив нее и задумался.
Я вспомнил, как она играла, когда мы были детьми, в ту же игру, сидя рядом со мной. Тогда я любил ее. Потом перестал любить. Ее болезнь убила мою любовь. Потом я любил ее, как сестру. Сейчас я совсем не люблю ее. Разумеется, я не властен над своим сердцем. Но все же я чувствую, что это дурно — то, что я не люблю ее, то, что я разлюбил ее из-за ее болезни.
Я подумал о своей семье, о детях. Я люблю моих детей. Во имя этой любви я многим готов пожертвовать. Но сейчас я вдруг понял, что моя любовь к детям отдаляет меня от людей. Мои дети — это одно, а все остальные люди — нечто иное. Интересами этих остальных людей я всегда готов пожертвовать во имя своей семьи.
Значит, мои дети, моя семья, моя любовь к моей семье — все это всего лишь повод для того, чтобы не любить людей.
Я внушаю себе, что та жизнь, которую я веду, это нормальная жизнь, а всякий, кто пытается жить и любить иначе — ненормальный человек, и его чувства не имеют особого значения, кажутся мне несерьезными, нелепыми, ненужными и никчемными.
Вот к чему я в этой жизни пришел. Вот так огрубели и уплощились мои чувства.
Я сижу напротив безумной Сельви и смотрю на ее игру. Сельви не узнает меня.
15
СУД
Хасан действительно отправился в суд и пришлось мне отправиться к городскому кади в качестве ответчика.
Хасан обвинил меня в том, что я беззаконно держу в своем доме его жену.
Я ответил, что моя мать — родная единокровная сестра жены Хасана, у них один отец. Кроме того, я был опекуном жены Хасана до ее замужества.
Кади счел, что все это не является достаточным основанием для того, чтобы жена Хасана жила в моем доме без согласия своего мужа.
Я указал на то, что внезапная болезнь Сельви — несомненно есть следствие того, что муж плохо обращается с ней.
Но Хасан возразил, что может представить свидетелей, старых слуг и служанок, которые подтвердят, что Сельви болела и прежде.
Суд был отложен и в следующий раз Хасан привел свидетелей, которые подтвердили его слова.
Я в свою очередь привел свидетелей (моих слуг и служанок), которые показали, что когда Сельви привели в мой дом стражники, она выглядела не только тяжело больной, но и грязной, измученной, была плохо одета. Было похоже на то, что за ней плохо ухаживают.
Хасан возразил, что за его больной женой ухаживала служанка, нарочно для того приставленная к ней. И ухаживала хорошо. А если женщина выглядела оборванной, грязной, измученной, то это всего лишь следствие ее побега из дома. Она разорвала платье, когда бежала, и выпачкалась на рыночной площади.
Кончилось все тем, что суд признал доказательства, представленные Хасаном, вполне достаточными для того, чтобы вернуть его жену в его дом.
Нам пришлось отдать Сельви.
Она оставалась все такой же безучастной. Увидев Хасана, вначале стала упираться, затем покорно позволила увести себя. И все молчала.