Призрак со свастикой
Шрифт:
Показался мотоцикл – уверенный даже на российских дорогах «БМВ R-75». Вел его внушительный «пилот» – щекастый, в шлеме, прорезиненном плаще, с автоматом «МР-40» на груди, а в люльке, помимо пулемета «MG-42», прозванного «косторезом», сидел надутый офицер. Текущий день у него явно не сложился. Он еще не представлял, до какой степени не сложился! Мотоциклист притормозил, входя в поворот. Павел швырнул корягу, как гранату, по навесной траектории. Она перевернулась в воздухе, ударила мотоциклиста по каске. Тот от неожиданности вскрикнул, вывернул руль. Сам, правда, удержался в седле, но мотоцикл сменил направление, съехал
– Да падай уже, сука! – ругнулся, подлетая, Котов. Он толкнул автоматчика, и тот замертво повалился с вытаращенными глазами.
Офицер затравленно вертел головой, но сдаваться не собирался, схватился за кобуру с «люгером». Павел подбежал первым, ударил его в подбородок носком сапога, и желание сопротивляться мгновенно угасло.
– Мужики, стаскивайте с покойника одежду, пока все кровью не залил, – проворчал Павел, вытащил из кобуры «ТТ» и, приблизившись к офицеру, выдернул «люгер» из кобуры. Офицер смотрел на него пустыми глазами, тоскливо смотрел, обреченно. Фуражка валялась рядом. На околыше красовалась кокарда – череп со скрещенными костями, пресловутая «мертвая голова». Подобные черепки поблескивали и в петлицах. Темно-серый мундир, сравнительно чистый, с небольшими помятостями. Гауптман, судя по погонам, капитан, гауптштурмфюрер, согласно классификации СС.
– Встаньте, герр гауптштурмфюрер, – вкрадчиво произнес по-немецки Павел. – Не будем пачкать такую красоту. Представьтесь, пожалуйста.
– Послушайте… – Губы офицера задрожали, он лихорадочно сглатывал. Эсэсовец был молод – не больше двадцати пяти. Даже в СС к концу войны сказывался кадровый голод. Офицеров повыбило на Восточном фронте, спешно обучали молодежь, присваивали звания, не соответствующие возрасту и заслугам. Вряд ли этот парень имел достаточный боевой опыт. Но с амбициями и верностью идеям национал-социализма все было в порядке – иначе в СС и быть не может. Отряды «Мертвая голова» отвечали за охрану концентрационных лагерей Третьего рейха – Дахау, Бухенвальда, Освенцима в Польше, Маутхаузена в Австрии. Именно они несли ответственность за массовый геноцид. Из них формировалась дивизия «Мертвая голова», наводящая ужас на мирных жителей Европы.
– Слушаю вас, герр офицер, – сухо произнес Павел. – Вам есть что сказать?
Подошли остальные, молча окружили их. Гауптштурмфюрер понял, что бы он ни сказал, итог будет один. Он задрожал и закрыл глаза.
– Ваше имя? – спросил Павел.
– Пауль Рейнмар… гауптштурмфюрер Пауль Рейнмар, 3-я рота усиления СС… – немного помешкав, ответил немец. – Нашу часть разгромили 6 мая под Теплице, то, что осталось, перевели в подчинение полковника фон Лихтенберга… Не убивайте меня, – облизнул он пересохшие губы. – Вы же не обязаны меня убивать, верно? Я согласен на плен…
– Какие мы великодушные, – презрительно проворчал Котов. – На плен он
– Ладно, Рейнмар, посмотрим на твое поведение, – кивнул Верест. – Кто-нибудь следует позади вашего экипажа?
– Нет никого, – замотал головой эсэсовец, – только я и унтер-шарфюрер Бауэр… – Он покосился на грузное туловище в исподнем, которое ногами затолкали в кустарник, но оно выразительно просвечивало оттуда. – Клянусь фатерляндом, больше никого нет…
– Типа Родиной клянется, – ухмыльнулся Рома Окулинич.
– Пожалуйста, не убивайте! – взмолился парень. – Я – гражданский человек, школу с отличием окончил, меня силой в армию забрали… У меня мама в Кельне, невеста там же…
– Неужели? – ухмыльнулся Павел. – А юнкерское училище СС тоже в Кельне окончил? Или в Тёльце? А может, СС-Панцергренадиршуле в Киншлаге?
– Брауншвейгское училище, – обреченно вымолвил эсэсовец, невольно впечатленный познаниями русского офицера. – Я не участвовал в карательных операциях, не успел…
– Свистит! – заметил Звягин. – Командир, мы собираемся выслушивать историю его жизни?
– Куда вы ездили с унтер-шарфюрером Бауэром? – Верест тоже покосился на тело в кустах.
– Полковник приказал проверить дорогу на Козлице – выяснить, есть ли там русские…
– Ну, и как, есть?
– Кажется, нет… Дорога через Мозенский лес на Козлице свободна…
– Сколько ваших в замке?
– Пятнадцать солдат, два унтер-офицера, два офицера – штурмбанфюрер Лямке и штандартенфюрер Лихтенберг…
– Это его замок?
– Да, наверное… Мне все равно…
– Что вывозят из замка?
– Я не знаю… Это забитые и опломбированные ящики, их нельзя открыть… Они были складированы во дворе, погрузка должна осуществиться только после нашего прибытия – в зависимости от информации… Их установят в машины за несколько минут, там восемь единиц груза…
– Сколько машин?
– Два трехтонных грузовика «Opel Blitz», крытых брезентом… Есть еще легковой «Опель» барона фон Лихтенберга. Все машины заправлены бензином…
– Куда должны пойти?
– Этой информацией владеют только старшие офицеры… Думаю, мы должны пробиться на запад, через Кладно, в расположение американцев…
Алексей усмехнулся. Тяжело же им придется. Ключевые трассы контролируют советские войска. Впрочем, существуют объездные грунтовые дороги, на которые никаких патрулей не хватит.
– Рядовой состав – ваффен СС?
– Да, это парни из 3-й роты усиления… Они с боями выходили из-под Аушви… – Парень вдруг опомнился, что сболтнул лишнее, и закашлялся.
Оперативники переглянулись. Эти люди, каким-то чудом выжившие в боях, действительно входили в охранное подразделение концлагеря Освенцим, отбитого еще в 44-м. И вряд ли там все такие сговорчивые, как этот безусый гауптштурмфюрер.
– Раздевайся! – повелительно махнул стволом Павел.
– Что? – хлопнул глазами эсэсовец.
– Раздевайся, говорю, скотина… – Верест подался вперед, надавил стволом в сереющую физиономию гитлеровца.
Тот, давясь рыданиями, безропотно стащил с себя обмундирование, оставшись в исподнем. Котов, придерживая под локоть, повел его за кусты. У парня подгибались ноги, он еле волочил их. Все дальнейшее произошло в молчании – хруст шейных позвонков, хрипы, агония. Оперативники делали вид, будто ничего такого не слышат.