Призрак в зеркале
Шрифт:
Страсти по итогам чемпионата не унимались почти год. Одни со сдержанной ехидцей пожимали плечами: таков, мол, сложный технический спорт, и белые пока выигрывают чаще не только в шахматах. Другие негодовали. И всё было б до скукоты банально, не присоединись ко вторым сам триумфатор. Он даже пожертвовал семье Мэвриков призовые за титул. Что-ж, имея на ближайшее будущее весьма солидный контракт, чемпион мог себе позволить некоторое расточительство.
А я, заработав по очку за поул и круг лидирования, пару — за наибольшее число таких кругов, плюс несколько — за позицию на финише сразу перед круговыми, почётно занял уже привычное последнее место
Но однажды мне довелось брать интервью у его зятя. Во время четверговой пресс-конференции пилотов накануне гоночного уикенда в сорока километрах от Болоньи. А потом мы сидели в уютной кафешке, точь-в-точь как тогда с Вангером, наслаждаясь весной (первый день мая выпадал на ближайшее воскресение) и шедеврами итальянской кухни. Только сок через трубочку в этот раз потягивал Лайквуд, а я вместо виски хлестал пиво, благо, успел отрастить ёмкость, куда это делать. И между нами, как и в тот субботний вечер, велась неторопливая беседа не для микрофонов и печати. Обоим было что вспомнить и о чём поспорить.
К своему первому титулу за прошедшие восемь с лишним лет Фриц прибавил ещё два. Немецкоязычное прозвище за ним, правда, так и закрепилось, но, благодаря заслугам перед автоспортом, уже не носило прежний уничижительный характер. И сам он сделался более открытым и доброжелательным. То ли счастливая семейная жизнь повлияла, то ли стабильность успехов. А может, не проходящее болезненное чувство вины, которую нечем искупить, кроме как «примерным поведением».
С миром, какое-то время казалось, происходит то же самое. Но забрезжившая «эпоха дружбы и взаимопонимания» была всего лишь крайним положением маятника, уже качнувшегося в обратную сторону, чтобы вновь, разогнавшись, проскочить мимо точки равновесия.
По счастью, проблемы мировой политики не мешали автоспорту прирастать новыми территориями и неуклонно расширять аудиторию. Ему хватало собственных козырей, увлечь и праздного зрителя, и искушённого читателя. Посему я надеялся в кулуарной обстановке выманить их у непосредственного фигуранта. Речь шла, ни много ни мало, о перспективах возвращения Формулы в Штаты. Общеизвестный факт, у нас, как и везде, обожают зрелища, связанные со смертельным риском. Который организаторы, особенно в Европе, по понятным причинам стараются минимизировать. Вот я и спросил заокеанского легионера напрямую: не стали ли гонки более пресными для него после переезда сюда?
— Знаешь? — вдруг задумался он, помрачнев. — Тут есть парочка виражей, не уступающих бэнкингам на наших скоростных овалах. А машины, даже моя, чуть побыстрее будут. Невольно вспоминается…
Я вздрогнул прежде, чем он продолжил. Поняв, какой темы он сейчас коснётся. Той, которую все минувшие годы я мучительно пытаюсь забыть…
— Ты видел его?
— А ты? — машинально переспросил я от неожиданности, вместо того чтоб изобразить дежурное непонимание.
— Обошлось… А вот тебе крепко тогда досталось.
— От шефа? — усмехнулся я, спохватившись. — В последнее наше свидание на мне были доспехи из гипса. А после непродления контракта он и вовсе утратил власть надо мной.
— Брось прикидываться. Я говорю о Штайнвальдском призраке.
— Вот оно как? Тебе что-то про него известно?
— Уж точно меньше твоего.
— И на чём основано сие убеждение? Я уж и забыл ту чушь. Никогда не верь журналисту, даже если он твой друг или тесть.
— Да мы и не общались почти, — вздохнул Фрэнк. — Кажется, новоиспечённый родственник меня недолюбливал. Это Курт тебе рассказал про Золтана?
— Кто ж ещё! И — вот совпаденье! — после того вечера мы тоже прекратили всякое общение. Но у вас-то должно было наладиться!..
— Как видишь, нет. Он умер без малого спустя год после нашей свадьбы. У себя в фотолаборатории. Почему тянул и только тогда занялся проявкой — непонятно. Перед смертью зачем-то сжёг в пепельнице и отпечатки, и негативы. Методом исключений установили, что они с той самой гонки. Как думаешь, отчего он не захотел, чтобы их увидели? Что такого могло на них быть?
Не к месту вспомнилась мрачная шутка то ли литературного, то ли киношного пирата, в ответ на вопрос о морском дьяволе зловеще усмехнувшегося: «Каков он?!. Не приведи Господь нам когда-нибудь это узнать!..» Так кем же был явленный мне гонщик в золотистом шлеме и нелепом синем автомобиле без рекламных надписей — плодом разыгравшегося воображения, или сухопутным вариантом «Летучего Голландца»? Хотя, судя по имени, в нём скорее текла венгерская кровь.
— Возможно, ничего… — пожал я плечами. — А так сохранилась интрига. Оформленная и приукрашенная Куртом легенда продолжает жить, в том числе в наших не слишком критично настроенных мозгах. Мистическое толкование для дилетантов — наиболее удобное.
— Называешь нас дилетантами? — невесело хихикнул блондин. — Меня-то за что?
— Хорошо. В таких вещах и одного легковерного достаточно. Поэтому интервью у чемпиона беру я, а даёшь его ты. Сумев в нужный момент остаться в пределах разумного, а не гнаться за призраком и разбиться.
— Просто мне повезло, — Лайквуд нахмурился. — В один из моментов особенно!.. До сих пор с ужасом представляю, что могло произойти из-за моего беспечного эгоизма, и не нахожу объяснений, отчего не произошло. Твой отрыв был более чем приличный. И я смирился со вторым местом. Согласись, вицечемпионство — не самый позорный результат для дебютанта. И не такой скандальный. В конце концов Боб больше заслужил титул. Как и ты победу. Но! Заметив клубы над Кипятком, я подумал: судьба возвращает шанс, отобранный на рестарте! И втопил, наплевав на флаг!.. Да его практически не было видно на фоне листвы. Главное — успеть, пока ты не выбрался. Правый склон скрывал трассу, словно крепостной вал. Пытался высмотреть тебя, завязшего в гравийной ловушке… Но никого там не обнаружил, лишь раскиданные покрышки. Смекнул тогда, что дело куда серьёзней. Посчитал, ты в них полностью зарылся, раз не видать… Только отломанное заднее антикрыло торчит… А когда повернул голову, то не сразу разглядел из-за поднявшейся пыли… Ещё тень от рекламы падала неудачно…
— Было такое, — кивнул я, поморщившись.
— Честно говоря, со стороны выглядело, точно с тобой всё кончено… Вместо обтекателя дыра во весь корпус, визор задран, как будто шлем во что-то неслабо ударился…
— Я сам открыл забрало. Душно сделалось.
— Показалось, — шепнул Лайквуд, — под ним внутри ничего нет. Чернота на месте лица…
— Из-за освещения, наверно…
— Не исключено… Но меня словно парализовало. По-всякому, тормозить было поздно, даже отвернуть не успевал, я при любом раскладе не мог тебя объехать… Оставалось зажмуриться и молиться…