Призраки кургана
Шрифт:
Испытывая острое счастье от того, что она жива, и я вновь могу смотреть в ее прекрасные глаза, я на миг забыл окружающий мир. Чей-то крик вернул меня к действительности. Кричал старик, которого вновь покинули силы, указывая рукой вниз, но не имея возможности самому подняться.
Я увидел ту молодую пару, что вела с собой искалеченного болезнью ребенка, вернее, на последнем отрезке пути они вдвоем тащили его за собой, увернув в кокон сермяги. И теперь, когда цель была так близка, они медленно и неудержимо скользили вниз, пытаясь каждый удержаться одной рукой, другой намертво вцепившись
Мужчина и женщина, заливая лед кровью разбитых пальцев, старались вбить их в еле заметные трещины, не обращая внимания на боль, действуя ими как бесчувственными инструментами, подобными моему кинжалу.
Человек, которого монах назвал отступником, уже лежал на краю пропасти, вытягивая вниз руку, чтобы ухватиться хотя бы за краешек одежды, но это ему никак не удавалось, а расстояние между ними все увеличивалось.
Схватив посох, забыв об опасности, я ринулся к краю, намереваясь спуститься на несколько шагов, и если никто не сумеет ухватиться за рукоять, то хотя бы зацепить ее изгибом одежду одного из отчаянно борющихся за жизнь несчастных.
Я не задумывался о том, что может произойти, если у меня не хватит сил их вытащить, но точно знал, что в любом случае не оставлю этих людей. Меня задержал отступник, возле которого уже толпилось несколько мужчин.
Крепко взяв мою руку, для верности быстро обмотав наши кисти коротким куском веревки, он придерживал меня, пока я осторожно спускался, идти приходилось почти боком. Его, все больше свешивающегося вниз, держали за ноги оставшиеся на вершине паломники.
Увидев деревянную ручку перед лицом, отец ребенка, как и я недавно, поднял лицо, и я содрогнулся, увидев глаза, полные смертной тоски и отчаяния.
На миг найдя опору для ног, он успел схватить спасительную рукоять, не нарушив еле удерживаемого равновесия — ведь эту секунду их удерживала только рука женщины, да его дрожащие ноги.
Мать, обхватив ребенка, вцепилась в его одежду. Я начал с помощью других паломников постепенно поднимать их, с замиранием сердца ожидая, что ручка вот оторвется, и все усилия останутся напрасны.
Но судьба была благосклонна — мы выбрались наверх, и родители ребенка бессильно рухнули на камни. Оставив их в центре толпы, я подошел к Снежане, бросившейся мне навстречу, тихонько шепча, что боялась больше не увидеть моего лица.
Наконец мы смогли внимательно оглядеться, обнаружив, что вершина представляет собой весьма обширное плато, на противоположной стороне которого возвышается старый полуразрушенный храм.
Древние стены были сложены в незапамятные времена из огромных плоских камней, сейчас частью выветрившихся, частью выпавших из кладки. Разрушения потянули за собой другие крепления, перекосив стены.
Обращенная к нам сторона разрушилась полностью, сложившись бесформенной грудой перед входом. Позади храма, примыкая к нему, возвышался острый пик, венчающий гору, острие которого терялось в дымчато-серых облаках. Они вероятно, опускаются на саму поверхность равнины, когда спадает мороз.
Представив, какие усилия потребовались тем, кто строил это сооружение, я посочувствовал давно умершим каменщикам. Такие храмы принято было сооружать вокруг магических камней в далеком прошлом, закрывая их от взглядов непосвященных.
Возле святилища селился жрец. Избранный в определенные благоприятные дни открывал вход страждущим, предсказывая их судьбу и являясь переводчиком того, что исходило от камня, на понятный человеческий язык.
Сами служители не обладали магическим искусством, не были чародеями, их способности ограничивались только пониманием знаков святыни и их истолкованием.
Мне показалось странным, что целитель избрал такое место — известно, что волшебные камни чаще всего уничтожают магию колдуна, и лишь крайне редко усиливают ее. Но мысль эта мелькнула и исчезла, вытесненная более важными — мы добрались до цели и теперь главным было выполнить задуманное. В противном случае преодоление всех трудностей стало бы бессмысленным.
Мы направились к храму, сопровождаемые старыми спутниками, опасливо жмущимися друг к другу. Отыскав глазами супружескую пару, я уверился, что с ними все в порядке, несмотря на кровоточащие ноги и руки — раны не были особенно глубоки.
Спешить не стоило, возле входа толпился народ, пришедший раньше.
Их следовало пропустить, ведь даже крошечная задержка должна казаться нестерпимой человеку, прошедшему все преграды в поисках вожделенного откровения.
С удивлением я увидел спешащих навстречу вездесущих торговцев, предлагающих горячее питье, лепешки, сушеные фрукты. Неужели они каждый день проходят тот же путь, что и мы? Но Снежана, улыбаясь бледными губами, заметила:
— Смотри, вот хитрецы.
Она указывала на лежащие возле торговцев свернутые веревочные лестницы, металлические костыли и молоты для их забивания. Очевидно, сюда вела и другая дорога, которой они пользовались, потому что мы ни одного не встретили по пути наверх.
Я досадливо качнул головой.
— Мы поторопились, следовало лучше подготовиться, не рисковать жизнью. Или самим запастись лестницами.
Но ведунья возразила:
— Хороши бы мы были, болтаясь на лестницах, как две обезьяны, когда люди, которые должны дойти только своими ногами, скользили бы мимо, падая в пропасть. Ведь ты не пожелал воспользоваться даже лошадьми, испытывая чувство неловкости, впрочем, как и я. Да мы не смогли бы и веревки прицепить, ведь сначала нужно вверху забить крючья. Нет, эти люди сперва забрались сюда, а уж потом наладили постоянный спуск и подъем.
Признавая ее правоту, я на ходу осторожно поцеловал ее маленькое ухо, ощутив губами холод кожи и драгоценных камней серьги. Она улыбнулась и вдруг радостно воскликнула:
— Вот что нам сейчас нужно!
Оставив меня, Снежана быстро пошла, почти побежала вперед и лишь теперь я обратил внимание на небольшой костерок, возле которого лежала кучка дров, доставленных снизу. Она слишком опередила меня, и я не слышал начала разговора между нею и сидящими возле огня.
Но увидев, как она отступает, пятясь, теснимая двумя мужчинами, размахивающим перед ее лицом поленьями, я кинулся вперед, подняв посох и чувствуя, как багровая пелена гнева затмевает мой разум.