Призывая богов
Шрифт:
– Что это был за поцелуй и с кем?
Однако Селеста только покачала головой.
– Прости, но у тебя оставался лишь один вопрос.
Нат закатил глаза.
– Неужели тебе обязательно воспринимать все так конкретно? Тогда расскажи мне об этом просто так, вне игры.
– С чего бы это? Я же не расспрашиваю тебя о твоих бывших.
– Поверь мне, киска, ответ на этот вопрос вряд ли пришелся бы тебе по вкусу.
Нат не делал секрета из того, что у него была личная жизнь до того, как его призвали. И в этой его жизни время от времени ненадолго появлялись девушки.
Селеста с отвращением оглядела его.
– Мне совершенно безразлично, с кем, когда и чем ты занимался. Мне просто жаль женщин, вынужденных мириться с твоим пренебрежением и высокомерием.
Нат расхохотался:
– Что тут скажешь? Я пренебрежителен и высокомерен. Это часть моего очарования.
Лицо Натаниэля расплылось в ухмылке. До сих пор он получал каждую женщину, которую хотел. Так что на это жаловаться не приходилось.
Селеста безрадостно рассмеялась:
– Боюсь, в очаровании ты не смыслишь ровным счетом ничего.
– Однако женщины, о которых ты упомянула, сказали бы совсем другое. На них мое очарование прекрасно действовало. Думаю, и на тебя тоже.
Натаниэль не оставлял попыток разговорить жрицу. В конце концов, она все время возвращалась к его рассказам о женщинах.
– Ни в коем случае! Мы ведь ненавидим друг друга, помнишь?
Селеста скрестила руки на груди, как будто для нее этот разговор закончился. Однако Натаниэль считал иначе. Он взглянул на девушку, надеясь, что она скажет что-то еще, но жрица молчала. Сын Солнца покачал головой:
– Я не ненавижу тебя, на самом деле ты мне даже нравишься. Особенно в те дни, когда ты не кричишь на меня или не принимаешься поучать.
Подумав о том, что Селеста и впрямь делала это уж очень часто, Натаниэль невольно улыбнулся. Жрица развернулась и хмуро посмотрела на него:
– Я не виновата, что ты пренебрегаешь своими обязанностями. Кто-то же должен напоминать тебе об этом.
Натаниэль снова громко расхохотался.
– Звучит так, словно я должен поблагодарить тебя за это.
– Вообще-то должен.
– Когда-нибудь – может быть, киска.
– Ну, хватит. Моя очередь.
Селеста собрала волосы и энергично перекинула их через плечо. Повернувшись к Натаниэлю, она задумчиво постукивала по губам подушечкой пальца. Нат немного занервничал. Если вопросы жрицы будут слишком интимными, у него появится возможность солгать девушке, и Селеста никогда об этом не узнает. Но ведь Натаниэль согласился быть с ней честным. Возможно, это было его ошибкой.
– Сегодня ты сказал, что родился в Солярисе. Когда ты переехал в Самару?
Он понял, что вопросы Селесты будут касаться его прошлого. Она была слишком умна, чтобы спрашивать о чем-то несущественном. Для Натаниэля это могло стать роковым.
– Вскоре после моего рождения.
Селеста кивнула. Взгляд девушки был устремлен на него. Глаза, так напоминавшие Натаниэлю жидкую карамель, словно приковали его к месту.
– Почему твоя семья переехала в Самару?
При слове «семья» Нату пришлось взять себя в руки, чтобы не рассмеяться горьким смехом. У него нет
– Быть может, Солярис показался моей матери слишком теплым. Откуда мне знать?
Селеста сердито скрестила на груди руки:
– Разве мы не собирались честно отвечать друг другу?
– Я ответил честно. Я задавал этот вопрос своей матери бессчетное количество раз, но настоящего ответа так и не получил. Так что могу передать тебе только то, что мне известно от нее.
Голос Натаниэля внезапно стал резким, и он знал это. Его нервы и сердце не годились для этой темы. Всплывало слишком много грустных воспоминаний. Нат стиснул зубы. Он до сих пор не понимал, почему мать так и не сообщила ему истинную причину их переезда из Соляриса. И только когда заболевшая и ослабевшая, охваченная жаром, мать слегла в постель, она бессвязно рассказывала сыну что-то о его отце и Богах. В лихорадочном бреду она твердила, что ее болезнь была наказанием Богов за ее любовь к отцу. Натаниэль до сих пор не мог забыть эту фразу, хотя и абсолютно не понимал ее смысла.
– Что случилось с твоей матерью? – голос Селесты звучал не громче шепота, словно она вообще боялась задавать ему этот вопрос. Боялась его реакции. Но Нат сдержал свой гнев, хотя еще совсем недавно был совершенно другим. В детстве он не знал иных чувств, кроме собственного гнева.
– Она умерла от лихорадки.
Это случилось одиннадцать лет назад. В течение этих лет Нат был предоставлен только самому себе и хранил воспоминания глубоко в сердце. Со времени своего призвания избранный часто думал о матери, которая при жизни была богобоязненной женщиной и советами которой он мог бы воспользоваться сегодня.
– Мне очень жаль. Должно быть, это ужасно – потерять собственную мать. Я даже представить себе этого не могу.
Голос девушки звучал как-то странно, словно бы в горле Селесты стоял ком. Но Нат не хотел ее жалости, не нуждался в ней.
– Все в порядке, в конце концов, с тех пор прошло уже много лет.
– Это ничего не меняет. Тот, кто придумал, что время залечивает все раны, явно солгал.
– Да, тот парень, должно быть, полный идиот.
Натаниэль горько рассмеялся. Боль от потери матери была с ним с детства и, вероятно, останется на всю жизнь. Воспоминания о ней усиливали эту боль, но это не мешало Натаниэлю ежедневно представлять себе теплый взгляд карих глаз, окаймленных такими же каштановыми кудрями. Или воскрешать в памяти прекрасную материнскую улыбку. Он с радостью бы принял эту невыносимую боль, если бы это дало возможность забыть о матери.
– Как ее звали? – снова спросила Селеста.
Она уже задала свои три вопроса, но Ната это больше не заботило. Игра отошла на второй план.
Будущий король взглянул на девушку, которая тихо сидела рядом с ним. Вопрос жрицы не был требовательным, и задала она его не из чистого любопытства. Селеста словно хотела предоставить Натаниэлю возможность поговорить о своей матери. Словно знала, насколько для него это важно.
– Кара. – Натаниэль уже очень давно не произносил этого имени, и теперь звук этого слова заставил его улыбнуться.