Про мою маму и про меня
Шрифт:
– Баба Рай! Я ж ещё маленькая!
– Женское обаяние надо тренировать с детства! – парировала мама.
– Вот именно! А то когда применять надо будет – тренироваться уже поздно! – тут же поддержала её баба Рая.
– Тяжёло в учении – легко в бою! Ну-ка, попробуй!
Я попробовала на следующий день. На первой же перемене собралась с духом и подошла к… Серёжке… Он читал книжку.
– А ты какую книжку больше всего любишь?
– «Спартак» Джованьоли.
Ну! Эту-то я знала наизусть. Но надо было продолжить разговор.
– А она про что? – Мне казалось, я очень ловко нашлась. Сейчас он начнёт пересказывать мне содержание, и между нами завяжется ниточка понимания.
– Возьми да почитай.
Серёжке никакая ниточка не была нужна. Он не оценил моей мужественной попытки подружиться.
В этот же день после уроков было первое собрание литературного кружка.
Ольга Леонидовна окинула взглядом – сверху вниз – двух мальчиков и трёх девочек.
– Все собрались?
– Все. Все. Здесь.
– Очень хорошо. Значит, так. Тема сегодняшнего занятия: тема и основная мысль сочинения. Как по-вашему – что такое тема?
Поскольку все молчали, я легла на амбразуру:
– Это то, о чём говорится в сочинении.
– Правильно. Это, во-первых, жизненный материал, взятый для изображения, а во-вторых, общественная проблема, затронутая в произведении… А что такое основная мысль? Открывайте тетради, записывайте. Основная мысль и идея произведения – это ответ на поставленный в теме вопрос, разрешение темы, так сказать. Идея может быть выражена… Непосредственно авторским высказыванием. Репликой персонажа. Эпиграфом. Названием. Не формулируется, а закономерно вытекает из системы образов и событий.
О! Вот это мне подходило больше всего. Не люблю формулировать! Пусть читатели сами догадываются, о чём я там хотела сказать!
– Дальше! Следовательно, заглавие – это форма сжатого обозначения темы. Например – «Капитанская дочка», «Горе от ума»… Ну, и так далее… Теперь первое задание. Самое простое. Описать какой-нибудь случай из вашей жизни – чтобы тема была заявлена в названии рассказа и чтобы он обязательно содержал основную мысль.
Мне мама всегда внушала: «Дарить надо что-нибудь такое, что тебе самой дорого. А иначе подарок не имеет смысла». Я это помнила. Мне было пять лет, и у моей подружки из дома напротив – Ленки Домблянкиной – был день рождения. Она его не справляла, и в гости меня никто не звал, но мне очень хотелось её поздравить и что-нибудь подарить – чтобы непременно дорогое. Я стала перебирать – что же мне дорого, – и особенно дорогой и любимой оказалась кукла с красным пластмассовым бантом на голове. Бант был прочно к ней приделан и вертелся во все стороны, как пропеллер. А когда я снимала с куклы все одёжки, то она оставалась совсем голая, но – с бантом!
Дарить так дарить! Я решилась. Я вынула её из коляски, посмотрела прощальным взглядом и понесла в соседний дом, в четвёртый подъезд, на четвёртый этаж, как сейчас помню.
Но Ленка Домблянкина не подозревала, что её хотят осчастливить, и не сидела в ожидании дома, а дверь открыла её мама. Симпатичная молодая женщина с ироничным прищуром на жизнь. Это теперь я понимаю, что она была симпатичная и молодая, а тогда – мне казалось – взрослая, слегка удивлённая тётя.
– А Лены нет.
– Извините.
Дверь закрылась. Я стала медленно спускаться по лестнице, облегчённо вздохнув, что расставание с куклой отменяется.
Нет. Надо довести это до конца. Наверное, я воспитывала в себе силу воли, хотя вряд ли знала в то время такие слова. Я вернулась.
– Извините. Если её нет… вы ей тогда передайте. Я её поздравляю с днём рождения.
– Спасибо, деточка. Я обязательно передам.
Я вышла из этого пятиэтажного подъезда, где каждая стена была знакома до чёрточки, совершенно убитая. Я бродила по двору, и на меня накатывало беспощадное понимание того, что у меня уже никогда не будет куклы с красным бантом. Хотя бант этот ужасно мешал – нельзя было надевать ей на голову шапочки, а шапочек, как назло, целая куча, и все красивые, разноцветные. Но всё равно. У меня не будет, а будет у Ленки, которой, может, эта кукла и вовсе не нужна, у которой, может, есть другие – любимые, а эта не любимая, а просто так. Будет ждать своей очереди – пока с ней поиграют.
Разве она для Ленки что-нибудь значит?! Ленка не ходила с ней к зубному и на море с собой не брала, а я брала и чуть её там не утопила. Нет, это всё неправильно, что надо дарить то, что дорого.
Как это можно дарить то, что дорого? То, что дорого, с этим нельзя расставаться – а если можешь расстаться, то какое же оно дорогое?
Я вернулась.
Я чувствовала, как от стыда горят щёки, но на что только ни пойдёшь ради того, что дорого…
– Извините, пожалуйста… Вы не могли бы мне отдать её обратно?.. Просто… это моя любимая кукла.
– Конечно, деточка, возьми.
Какая понимающая мама у Ленки Домблянкиной! Она даже ничего больше не сказала – протянула куклу и улыбнулась.
Успокоенная, я пришла домой.
– Что ж? Не подарила? – спросила моя мама.
– Подарила… но потом обратно взяла!
– Как это?
Я рассказала. И уже по мере рассказа понимала, как ужасно я поступила. Я забрала обратно подарок! Это позор и жуткое малодушие, и жадность, и уж какая там сила воли… И всё-таки всё это я была согласна принять на свой счёт и пережить как-нибудь… только не самое страшное…
– Иди – верни…
Вернуться туда ещё раз было выше моих детских сил…
Я вернулась.
– Извините, пожалуйста. Всё-таки… возьмите, пожалуйста, – прошептала я, почти бессильной рукой протягивая куклу. Я ей так никогда имени и не придумала. Кукла и кукла.
– Может, не надо, деточка?
– Нет… Это Лене… на день рождения…
Я опять вышла во двор, села возле песочницы и вспомнила другую свою подружку – Людку Баканчеву. Она тоже ещё в прошлом году подарила мне на день рождения куклу, гораздо красивее, чем эта.