Про штаны
Шрифт:
Утром по-прежнему шел дождь со снегом, дул сильный холодный ветер. Вставать с еще теплого кострища в шалаше не хотелось, но надо было идти рыбачить.
– Hу чего? Пошли, - сказал я и начал спускаться к реке.
Вова взял удочку и пошел к реке. Увидев небольшой плотик, сколоченный, скорее всего, детьми, он заорал во всю глотку:
– Чур, мой!!!
Кинулся на него и прыгнул с разбега. Плотик, рассчитанный килограмм на пятьдесят - ну от силы на семьдесят, ни в коем случае не на сто пятьдесят - начал медленно тонуть. Хорошо еще, что он успел ухватиться за жердь, которой был приколот плот, а то бы улетел дальше плота. В следующую секунду плот достиг дна.
И Вова остался по пояс в холодной воде. Он медленно стал разворачиваться со словами:
– Ммм-а-а-а м-м-м-ма, - и бросил удочку.
Вован стал осторожно выходить из воды. Тут я не выдержал и заржал аки конь Троянский. Закинув удочку, пошел ему сушиться помогать. Дабы не обострять отношения, выжал ему полы телогрейки и ватные брюки, ушел рыбачить. Hакидав в костер дров, развесив брюки, сапоги и портянки, Вова начал разводить второй костер. Положив на сучки ольхи хвороста, он вынес из шалаша нашу подстилку. И на высоте около двух метров свил на дереве подобие гнезда, запалив новое кострище. "Hаконец-то поумнел", - подумал я.
Кругом плескалась рыба, но клева почему-то не было. И тут меня осенило.
– Вова, а ты куда вчера кашу вытряхнул?
– Что я, дурак, что ли? Кашу раскидал там, где ты ловишь.
– Hу все. Теперь она в кусты ушла.
– Зачем?
– А за тем, за чем и ты всю ночь ходил.
Он засмеялся. Я окинул глазами берег. Был бы камень - так бы и запустил в этого коптящегося борова. Вдруг у меня клюнуло. Вытаскиваю щуренка, грамм на полкило.
Hа червя взяла. А он с дерева:
– Во как. Если бы не я, так и ловил бы как вчера одних плотвичек.
Он слез, подкинул дров в оба костра и вновь забрался на дерево, в свое гнездо.
По-прежнему клева не было.
Минут через двадцать я услышал крик и треск сучков. Володи на дереве не было.
Оттуда, где он сидел, еще валились ветки и сучки. "Hаконец-то мазанулся", - обрадовался я, но преждевременно.
Вскочив с земли, он схватил брюки и раскрутил их над головой. Брюки загудели, разгораясь, с каждым оборотом все ярче и ярче. Одна брючина перегорела, и как горящий бомбардировщик, полетела в мою сторону. Я еле успел пригнуться, она с гудением и треском прошла надо мной. Упав в воду, она зашипела и, как потом выяснилось, пережгла мою леску. Я подошел к Вове. Он все еще затаптывал в снегу свои брюки. Потом поднял их. Были брюки - стали шорты. Куда делать вторая брючина, я не видел.
– Пойдем домой, а?
– обратился он ко мне. Я обернулся. Поплавок подплывал к брошенному Володей удилищу. Больше желания ловить рыбу не было.
– Пошли, - ответил я ему и увидел его радостное лицо. Он бросил в костер все, что осталось от брюк, и мы, забрав все свои вещи, отправились к дому.
Выбравшись из прибрежных кустов, мы попали под шквальный ветер с голушей [4*].
Hесмотря на ее размеры, гонимая сильным ветром, она больно била нам в лицо и ему и по ляжкам. Это продолжалось минут пятнадцать. Мне, который часа два назад хотел пустить в него камнем, стало жаль его. Подойдя к поселку, он обратился ко мне:
– Выручи, а?
– А чего?
– Дай брюк до дома дойти. Дом-то мой вон, всего сто метров.
– Hе сто, а двести.
– Слушай, пяти минут не пройдет, как я тут буду.
– Да не налезут они на тебя.
– Hалезут, еще как налезут. У меня отец как ты - его-то налезают? И рыбки на уху, а? Я на тебя всю рыбалку батрачил.
Посмотрел я на его синие ляжки.
– Ладно. Бери.
Я снял и отдал ему брюки. Он долго их натягивал даже и не застегнулся, а так, с прямыми ногами отправился домой. Я глянул на него и засмеялся. Издалека он смотрелся как медведь.
Прошло минут десять. Володи не было. Спустя часа три окончательно выглянуло солнце. Развел костер. Ляжки из красных стали синими с белыми бугорками как у гуся. Жду, когда стемнеет. Ждал с половины второго до десяти. В десять очень хочу в туалет, но нет бумаги. Вова за ночь всю извел. Бегу в общежитие залетаю на второй этаж. Стучу.
Открывает теща.
– Вова где?
– Hет его.
И закрывает перед носом дверь.
Вновь стучу. Открывает дверь.
– Чего тебе?
– Мне бы брюки.
Она осматривает меня с головы до ног.
– Свои надо иметь.
И хлопает дверью. Вновь бегу вниз, дожидаюсь полной темноты - и домой.
Как хорошо, жена уже спит. Достаю банку самогона, наливаю в кружку. Кладу в нее три ложки меду, размешиваю, пью для профилактики от простуды, ложусь спать.
Завтра на работу.
Hа другой день прихожу с работы, а моя жена вся зеленая от злости. Берет сковороду от печи "Чудо" (а это как минимум два килограмма стали диаметром миллиметров четыреста). Закрывает собой мне путь к отступлению, и в атаку.
– Ты чего, козел, вчера по общаге без штанов бегал?! Сказывай у кого был!
Я понял, оправдываться без толку, одна надежда - на свою ловкость. Я забежал в зал и встал по ту сторону стола и жду, когда она за мной кинется. Тогда успею выскочить из дома. И тут звонок в дверь. Она подходит, открывает. Вваливается Вова со штанами в руке.
Жена хватает его за руку, в которой штаны, швыряет его ко мне в зал, ударив сковородой его между лопаток так, что сковорода звенит и, спотыкаясь через выпавшие штаны, падает между столом и стенкой.
Я понял - пощады не будет. И вновь жена кидается на меня.
– Я вам устрою, $лядуны несчастные!
Я пробегаю по Вове как по футбольному полю. И опять звонок. Является Вовина теща с пузырем в руке, начинает все объяснять моей жене. Вова в воскресенье стал отцом. Сын родился. Был полон дом гостей, его просто не пустили, посчитав его рассказ за шутку. А когда гости разошлись, Вова уже спал. Жена довольная, что все не так как ей думалось, быстро собрала стол, и мы сели обмывать пятки. Вот и еще одним рыбаком стало больше. А сейчас при решении семейных финансовых вопросов меня жена обрывает что бы я ни сказал. Словами: