Про волков, собак и кошек
Шрифт:
Муштари кинулся на Алагуш, та поднялась на свечку, пытаясь опрокинуть противника вдвое тяжелее себя. Собаки сцепились челюстями, и во дворе закрутился танец смерти. Они бились молча, и я поняла, что это не просто потасовка, что все очень серьезно! У обоих партнеров явно снесло крышу: Муштари решил примерно наказать нахалку, а Алагуш оказалась в родной стихии боя. То он ее рванет за лапу и, сбив с ног, прижимает всей тушей, норовя взять за горло, то она вывернется и рвет в клочья губы и уши. И все это в мертвой тишине, только тяжелое дыхание слышно. Ору на собак: «Разойдись!», на Пламена: «Прекрати снимать!», ага,
Пытаюсь растащить, пока одного оттаскиваю, второй на нем повис — весело, хоть плачь! Наконец каким-то чудом удалось при очередной свечке отбросить Алагуш в сторону и выкинуть ее за дверь. Осмотрела бойцов. Да уж, милые бранятся — только тешатся. У Муштари губы порваны, щеки изжеваны, у Алагуш лапа прокушена, шея нажевана, морда все в порезах.
И что вы думаете? Поджили у героев-любовников раны, и опять они стали проситься друг к другу. Выпустили вместе — лижутся, скачут от радости. Правда, с тех пор Алагуш больше супругу не дерзила. Если он идет к решетке здороваться, она скромненько в стороне стоит, как и полагается трудящейся женщине Востока.
А вот с детишками у этой пары не сложилось. Попыталась я ее свести с туркменским кобелем, как того Игорь хотел, — так Алагуш непрошенного ухажера чуть не убила. Детей же Муштари ей доносить не удалось, случился выкидыш. Это ей еще раз жизнь у арендатора так аукнулась. И больше Алагуш не беременела, хотя каждую весну Муштари со всем пылом доказывал ей свою любовь.
А в остальное время являли они идеал давней супружеской пары, когда серенады любви уже отгремели и все цветы подарены, но нет-нет да вспыхнет в глазах огонь первой минуты узнавания.
И лишь одно омрачало их жизнь — Алагуш страшно ревновала супруга. Он ведь кобель племенной, а значит, то его на выставку заберут, а то привезут на дом очередную партнершу. Сторонних сук Муштари не жаловал, упаси господи, если та рыкнет или начнет брыкаться. За рык бил сразу, ну а брыкаешься — так и не надо, тотчас же разворачивался и уходил. Но вот когда Муштари возвращался к Алагуш, та сразу кидалась его обнюхивать: нет ли чужого запаха. И если чуяла чужую суку, то принималась тоненько, обиженно не то подвывать, не то всхлипывать: мол, изменя-ял, гуля-ял, не лю-юбишь! А Муштари сконфуженно топтался, неловко пытаясь лизнуть ее в губы, и весь вид его говорил: да я что, это ж так, ну работа у меня такая, не плачь, глупенькая!
И пусть те, кто никогда не видел собак, сколь угодно твердят, что животным свойственны лишь примитивные эмоции и инстинкты, — я буду стоять на своем: если это не любовь, то что же еще?!
Не простил
Байкал попал в питомник Ботанического сада совершенно случайно. В основном мы занимались борзыми: разводили, наблюдали за социальным поведением. Были, разумеется, и другие собаки, поскольку основное назначение питомника — охрана Ботанического сада от любителей цветочков нарвать да набить кошелку-другую яблоками на халяву. Но Байкал-то был чистопородной западносибирской лайкой, так что и на охрану не поставишь, да и на псовой охоте ему делать нечего. Тем не менее, когда хозяин Байкала сказал, что хочет его отдать, Тарик сразу загорелся. Такой уж у него был характер: какого зверя или птицу ему ни предложи, обязательно возьмет, будь это хоть тигр-людоед. Последнего,
Нормальный кобель, добронравный, жизнерадостный, да и внешность не подкачала. Красивая голова, взгляд живой и внимательный, уши домиком, хвост бубликом, шерсть густая цвета топленого молока — все как полагается. В прошлые свои появления хозяин все рассказывал, какой у него кобель сообразительный да деловой, как он с ним на белку ходил, и как куницу стрелял, и еще чего-то добывал. Я, честно говоря, не очень-то слушала. Дел по питомнику и так полно, охотничьи байки мы все травить умеем — только слушай, да и мужик мне чем-то не нравился. А тут на тебе: заберите у меня кобеля, некогда мне с ним возиться, вон он у калитки привязан. Положил неловко на стол сверток с соленой горбушей, быстренько распрощался и был таков. Байкалу даже полслова не сказал.
Ну что же делать, не повезло тебе, псин, с хозяином, живи здесь. Завели кобеля во двор питомника, другие собаки ревут, на сетки кидаются, дескать, чужак, чужак пришел, гони его! Загрустил Байкал, хвост развил, свесил поленом, принюхивается — явно не понимает, куда он попал, за что ему такое наказание? Выпустили к нему старуху Лайку, она на охране работала, но к собакам добрая, а внешне так и очень на лайку похожа.
Обнюхалась она с новичком, хвостом виляет, приглашает поиграть. Какое там, до игрушек ли псу, у него в глазах только что не слезы стоят, понял Байкал, что бросили его.
В первый же вечер махнул Байкал через забор питомника. Ну, думаю, все, ушел! Где его искать впотьмах, да и территория сада немаленькая, а уж под воротами не то что собака — корова пролезет. Но все-таки для очистки совести выпустила Лайку, иду, покрикиваю: «Байкал, Байкал, давай домой, ужин ждет!» С час где-то так бродила, Лайке надоело, она в питомник ушла, вернулась и я. Ну надо же! Перед калиткой питомника переминается Лайка — ужин же обещали, а рядом с ней стоит Байкал. Увидел меня, подошел, ткнулся носом в руку и хвостом так смущенно виляет, дескать, извини, сглупил я, что в бега ударился, — некуда мне бежать…
Прижился Байкал на питомнике, была у них с Лайкой любовь, щенки, все как полагается. И больше уж он не сбегал куда глаза глядят, а носился по всему саду, всюду совал любопытный нос: тут белку облает, там кошку шуганет или ежа отыщет. Словом, обрел пес новый дом и, похоже, был вполне доволен жизнью.
Года через два или три вдруг объявился прежний хозяин, опять с какими-то гостинцами и пустопорожними разговорами. Посидели, чайку попили. Тут он и говорит, мол, я бы с Байкалом на охоту сходил. «Вот те на! Ты ж его отдал, так и забудь…» — «Ну хоть повидаться-то дайте».
Зашли в питомник, подходим к вольеру. Байкал спит на будке, спиной к нам, хвостом нос прикрыл. А надо сказать, что от дальней стенки, где стояла будка, до передней сетки расстояние четыре метра. Пока хозяин поодаль от сетки стоял и Байкала звал, тот и ухом не повел. А вот когда мужик вплотную подошел и лицом к сетке прижался, тут-то Байкала и подбросило. Хорошо, мужик успел отшатнуться, а то быть бы ему без носа, а может, и без глаз — с такой яростью вцепился пес в сетку. Ошеломленный человек отскочил назад, повторяя: «Ты что, Байкал, это же я, ты что, не узнал, забыл?»