Пробка
Шрифт:
— Нина ведь давала вам деньги, — перебил Петров.
— А ты откуда знаешь?
Греков представил, как на том конце провода Валька вытаращила глаза и захлопала ресницами, которые даже в такой скорбный день не забыла накрасить. Что ж, сейчас на раскаленный кожух пулемета плеснули воды, и он зашипел. Пошел пар. Разговор о деньгах был для Валентины болезненным. Греков знал про ее долги. Не знал только, что Нина их оплатила. А скорее всего, это так.
— Валя, я знаю все, — мягко сказал Володя Петров. — Но не деньги меня
— Я не знаю, как это называется, но орала она как ненормальная! — отрезала Валька.
— А мама…
— И мама так сказала: с нашей Ниночкой что-то неладно. Никогда она такая не была. Нина, конечно, в детстве много болела. Не то, что я. Вечно у нее какие-то бронхиты, гланды, сопли, ветрянка, коклюш. А мне, между прочим, все это доставалось! Я тоже не железная! Я ей пеленки меняла, я…
— Ты старше ее только на два года, и никак не могла менять Нине пеленки, — заметил Петров.
— Да? Ты намекаешь на то, что мне уже сорок…
Петров еще какое-то время отбивался от Валентины, потом не выдержал.
— Я приеду, и мы договорим, — со вздохом сказал он.
— А когда вы приедете?
— Валя, этого никто не знает, — честно сказал Петров. — На Кольцевой огромная пробка. И скажи Анастасии Петровне…
— Ага, щас! После укола! Мне одной все это надо? Сидеть с ней, уколы ставить, на стол накрывать! Мне одной все…
Петров прервал поток жалоб, дав отбой.
— Ты напрасно думаешь, что она оставит тебя в покое, — усмехнулся Юрий Греков. — Теперь все. Завелась машина. Закипела. Она так и будет тебя тюкать: «А когда приедете?»
— Я думаю, что не стоит беспокоить Анастасию Петровну, — вздохнул Володя.
— Это правильно, — согласился Юрий. — И потом, Валентина же тебе сказала, что с Ниной случались приступы, что она кричала по ночам.
— Но с чего?
— Ты же сам знаешь, она была писательницей, — усмехнулся Греков. — Значит, с того. Записалась. Если б я знал…
— То что?
— Да ничего! — Юрий с тоской посмотрел вперед, на стальной поток. — Такое ощущение, что это никогда кончится. Тоска-а… Через два часа в пробке люди начинают сходить с ума. Мы здесь уже третий час. Как же выпить хочется, а? И жара здесь! Мозги плавятся.
— Согласен.
— А почему ты куртку не снимешь? Неужели тебе не жарко?
— Нормально, — отмахнулся Петров. — И все-таки вернемся к нашим баранам.
— Слушай, Володька, а тебе не надоело?
— Это моя работа.
— Работа! Нет… Ну откуда у Нинки, то есть у Нины такая сестра? — вдруг переключился Греков на другой раздражитель: Валентину.
— Можно и по-другому сказать: откуда у Валентины такая сестра?
— Да как ни скажи, суть вещей от этого не меняется. Небо и земля. Только что готовить обе хорошо умеют. Умели. Тьфу! Опять запутался! И что со мной сегодня происходит? В общем, обе хозяйственные. Этого не отнять. А в остальном…
— Значит, ты привозил к себе на дачу Анастасию Петровну и Валентину, — задумчиво сказал Петров.
— И что?
— Ты же их терпеть не можешь. Сам рассказывал.
— Ну! Опять из пустого в порожнее! Я же тебе уже говорил, что хотел ее родню предупредить, что Нина не в себе.
— Показать ее им в таком состоянии, — заключил Володя.
— А что, должен был прятать? — разозлился вдруг Греков.
— Врачу ты ее должен был показать в первую очередь.
— Врачу-у! А у меня было время? По врачам, между прочим, она ходила, а я работал.
— Знаю я, как ты работал.
— А ну-ка… Постой… Ты на что намекаешь?
— Я вот думаю: почему ты помогал Валентине выходить из разных передряг?
— Потому что она — сестра моей жены. Нина за нее просила.
— Если бы ты любил жену, то — да, логично помогать ее родственникам. Но при том, как ты относился к Нине, при твоей ненависти к Анастасии Петровне и к Валентине — это странно. Я же тебя знаю, Юра. Ты ничего не делаешь просто так. Бескорыстно.
— И какая же, по-твоему, у меня корысть в Валентине?
Петров молчал, смотрел на дорогу. «Неужели ему не жарко? Железный он, что ли?» — подумал Юрий Греков, а вслух спросил:
— Ну? Что молчишь?
— Думаю.
— Ты просто необъективен. Из-за того, что… В общем, ты понял.
— Из-за того, что я любил твою жену? Ты это хотел сказать?
— Хотел. Ты нарочно копаешь. Из мести. Это личное. Я как следователь тебе говорю: от этого дела тебя отстранят.
— Ну хорошо. А почему ты ушел из городской прокуратуры? Почему перешел в область — с понижением, с потерей в зарплате? При твоем-то отношении к деньгам?
— Я же тебе объяснял, — стараясь держать себя в руках, сказал Юрий Греков. — На работу стало ездить неудобно. Хотел больше времени проводить с женой.
— А меня такое объяснение не удовлетворяет.
— Это почему?
— Потому что последний год ты даже в выходные с ней не оставался. Как ни зайду к вам — она одна.
— Ага! Значит, ты специально подгадывал! Муж за порог, а воздыхатель тут как тут!
— А ты не перекладывай с больной головы на здоровую.
— Еще неизвестно, чем вы там без меня занимались, — перешел в наступление Греков, помня, что нападение — лучшее средство защиты.
— Зато чем ты занимался, известно, — усмехнулся Володя.
— То есть?
— Да хватит тебе притворяться! Всем известно, что ты ей изменял!
— Что-о?
— Что слышал. У тебя были любовницы.
— Может, известны и их имена? — раздраженно сказал Греков.
— Да достаточно налево посмотреть.
Греков покосился влево. Красный «ягуар» опять притерся с боку. Она повернула голову и смотрит на него в упор. Ведьма!
— Ты что, нам свечку держал? — со злостью спросил Греков.