Проблема SETI
Шрифт:
Машина моя закрыта. Я осматриваюсь в кабине. Все вроде бы на месте. Проверяю зажигание. В порядке. Мало-помалу волнение мое проходит. И тут меня осеняет дерзкая, идея. Я вдруг ощущаю себя этаким заправским западным репортером. А что, если попросить этих молодцов ответить на мою анкету? Костяшками пальцев я стучу лиловым в окно. Толстомордый нехотя приспускает стекло.
— Чего, отец? Чего зря барабанишь?
— Ребята, я корреспондент журнала «Наука и общество». — При слове «корреспондент» оловянные, навыкате глаза запорожца становятся свинцовыми, серыми. — Мы проводим опрос о проблеме внеземных цивилизаций. Не могли бы вы сказать, что вы об этом думаете? Существуют
— Не, отец… Мы тебе это не будем рассказывать, — говорит вислоусый хриплым голосом, внимательно глядя мне в глаза своими рыбьими глазами. — Мы — без цивилизаций. Мы сами по себе.
Щуплый дает задний ход. Лиловые на всякий случай покидают стоянку. Я записываю их номер. Демонстративно, чтобы видели. Чтобы не вздумали еще раз соваться.
Диалог у нас получился, конечно, неинтересный, но будьте спокойны, для репортера и этого было бы достаточно. На моем месте он что-нибудь придумал бы. Что-нибудь в таком роде:
Вчера утром я застал в своей машине двух угонщиков.
— Хелло, ребята, — сказал я им, — раз уж я вас накрыл, вы в моих руках. Или вы расколетесь, или я передам вас полиции.
— Но мы ничего не знаем, сэр. Случилась ошибка: мы перепутали вашу машину со своей. У нас точно такая же, она стоит за углом. Вы можете проверить.
— Итак, ты утверждаешь, что вы ничего не знаете. По правде говоря, о том, о чем я собираюсь вас спросить, никто толком ничего не знает. Тем не менее у каждого есть свое мнение. Итак, каково ваше мнение: существуют ли внеземные цивилизации?
— Прошу прощения, сэр, не очень попятные слова. Мы ведь с Биллом колледжей не кончали.
— Ах, да. Ну, конечно. Разумеется. Короче говоря, как вы считаете, есть ли люди на других планетах?
— Если там есть воздух, почему бы им не быть, сэр?
— Ха, воздух! Значит, кроме воздуха, тебе ничего не нужно?
— О нет, сэр, я не в этом смысле, — загоготал мой собеседник. — Но я полагаю, на первый случай…
— Раз на других планетах есть люди, значит, надо их искать, не так ли?
— Вы считаете, что у нас в стране мало своих людей, сэр?
— Экий ты болван, Джо. (Тебя, кажется, зовут Джо?) Разве не интересно увидеть совсем других людей? Может быть, они окажутся с двумя головами. Или с тремя ногами.
— Конечно, интересно, сэр, но по правде говоря (если уж вы обещали не выдавать нас полиции), нас интересует не столько вопрос: «Есть ли на других планетах люди?», сколько: «Есть ли на других планетах машины?» Г-г-г-ы-ы…»
Вот так бы написал буржуазный репортер. Я думаю, примерно так. Конечно, он мог бы все это сочинить просто так, сидя у себя дома за письменным столом, в глаза не видя этих воров, не заставая их в своей машине. Но это было бы уже не профессионально. Все-таки факт есть факт: воров он застукал на самом деле, хотя бы двумя словами с ними перекинулся…
Довольный этой своей выдумкой, я отправляюсь наконец на работу и весь день посматриваю в окно на свои «Жигули».
…Интересно бы вычислить, по какому закону изменяются мысли и чувства человека, который ничем не занят, никуда не торопится, ни от кого ничего не требует, ни с кем ни о чем не говорит, даже ни на кого и ни на что не смотрит — лежит себе тихонько, прикрыв глаза, где-нибудь на берегу моря, хотя вовсе и не в одиночестве, но как бы в одиночестве. Подозреваю, что, если бы такой закон был найден, обнаружилось бы, что большую часть времени человек просто испытывает некие психологические паузы, когда в голове — никаких мыслей, а в сердце — никаких чувств.
Именно в таком состоянии полного безмыслия и бесчувствия я лежу на пляжном топчане приморского поселка. Поселок называется Планерское. Впрочем, некоторые интеллигенты по старой памяти упорно именуют его Коктебелем.
Я знаю: стоит мне открыть глаза, двинуться с места — пауза кончится.
И я открываю глаза…
Одиночество прерывается. Я оказываюсь в самой гуще распаренных южным солнцем человеческих тел. Справа от меня четверо иссиня-черных молодцов с заткнутыми за пояса плавок сигаретами играют в карты, обмениваясь громкими междометиями. Слева какая-то толстуха, сидя на надувном матраце, прилежно намазывается кремом для загара. Крем называется «Аида». Должно быть, потому, что Аида была эфиопка (стало быть, дама загорелая). В головах у меня некий сухопарый гражданин, пока что довольно белотелый, но уже успевший поджарить плечи, шею, а потому накрывшийся неимоверно большим махровым полотенцем, что-то торопливо заносит в тетрадочку. Должно быть, впечатления. Писатель. Хотя, казалось бы, какие могут быть впечатления от этой жизненной паузы, от банального пребывания «на юге»? К тому же у писателей здесь пляж особый, по соседству с этим — возле их Дома творчества. Наконец, со стороны моря кольцо вокруг меня замыкает лохматый пляжный пес Таир, примостившийся на единственной узенькой полоске песка, не занятой топчанами. Этому загорать не нужно. Он здесь просто так, за компанию.
Жарко. Надо бы искупаться. Я поднимаюсь и медленно бреду к колеблющемуся краешку огромного зеленого водного пространства. Таир идет вслед за мной, словно бы тоже собирается выкупаться. Ступив на шаг в воду, мы останавливаемся в раздумье…
— Эй, красивый! — доносится до меня чей-то голос. — Отойди в сторонку.
«Красивый» — это, конечно, я. Такие окрики, исходящие от одного из местных фотографов, я слышу по многу раз в день. И обычно беспрекословно им повинуюсь: кого-то собираются запечатлеть «у кромки прибоя» — я здесь не при чем, мне в кадре делать нечего. Но тут на меня что-то находит. «Какого черта! — думаю я. — Что это — студия или пляж? И потом, что за идиотская манера — вечно изображать на снимке этакое песчано-водное безлюдье! Будто граждане фотографируются не на переполненном горпляже, а на собственной вилле в Ницце».
Между тем фотограф не теряет надежды сдвинуть меня с места:
— Эй, симпатичный!
Я не шелохнусь.
— Эй, в очках!
Постепенно и окружающая публика начинает волноваться:
— Мужчина, к вам обращаются…
Я не слышу.
Сделав все-таки несколько кадров и проходя мимо меня с фанерным дельфином под мышкой, фотограф выдыхает злобно (температура воздуха вокруг меня сразу подскакивает на несколько градусов):
— Слышь, ты, очкарик! У нас когда просют — тогда уступают.
…Купаться не хочется. Я возвращаюсь на свой топчан.
Давешний «писатель» объясняет моей соседке-толстухе, как изменяется в зависимости от времени года, дня недели, часа, от числа людей на квадратный метр возможность нарваться на неприятность. Вот что, оказывается, он подсчитывал в своей тетрадочке.
…В Планерском мы с Лидой и Вовкой остановились на квартире (если можно назвать квартирой двухместный, выбеленный снаружи и изнутри сарайчик, расположенный во дворе хозяйского дома в ряд с другими такими же сарайчиками). Хозяин, лицом похожий на актера Леонова, являет собой тип человека, вполне довольного жизнью и доходами.