Проблемы квалификации преступлений: Лекции по спецкурсу «Основы квалификации преступлений»
Шрифт:
Конституционный Суд признал толкование состава уклонения от уплаты налогов с организаций по ст. 199 УК противоречащим Конституции РФ «поскольку названное положение по своему конституционно-правовому смыслу в системе действующих правовых норм предусматривает уголовную ответственность лишь за такие деяния, которые совершаются умышленно и направлены непосредственно на избежание уплаты законно установленного налога в нарушение закрепленных в налоговом законодательстве правил» [134] . Применив логическое и систематическое толкование, Конституционный Суд правильно уточнил форму вины — умысел в составах уклонения от уплаты налогов, и одновременно он разрешил коллизию между Налоговым и Уголовным кодексами. Налоговый кодекс допускает при квалификации налогового правонарушения вину как в форме умысла, так и неосторожность (ст. 110 НК РФ).
134
Российская газета. 2003. 3 июня.
Языковое толкование осуществляется по соответствию закона нормам современного русского литературного языка, прежде всего лексически, синтаксически,
В УК РФ, пожалуй, единственный случай употребления архаизмов понятия преступления (ч. 1 ст. 14) в слове «деяние» [135] . Его современным аналогом уместно употребить слово «поведение». Однако традиции российского уголовного законодательства, которые необходимы для его стабильности, обусловили сохранение его и в действующем (шестом по счету в XX в.) Кодексе; поэтому столь уникально сочетание его толкования в словарях: деяние — преступление и «деяния святых». При этом формулировка термина «деяние» в Кодексах РСФСР 1960 г. и РФ 1996 г. «деяние» неоднозначна. УК 1960 г. в скобках пояснял, что деяние — это действие или бездействие. Большинство УК бывших союзных республик сохранили эту формулировку. Однако скобка вносила неясность, ибо не охватывала главный криминообразующий элемент — общественно опасные последствия. Отсюда на практике и в теории приходилось прибегать к расширительному толкованию и объяснять, что термин деяние охватывает не только действие и бездействие, но и преступные последствия. Убрав скобки, УК РФ исключил потребность в таком толковании. Одновременно была устранена коллизия между Общей и Особенной частями УК. УК 1960 г. в Особенной части многозначно употреблял при описании в составах преступлений термин «деяние» или «действие». Там, где называлось «действие», в действительности могло быть и «бездействие». Это вело к неопределенности, создавая нормативное поле для квалификационных ошибок. УК РФ 1996 г. подобную терминологическую многозначность устранил благодаря употреблению единого слова «деяние». При этом если в основном составе преступления назывались несколько деяний, то в нормах о квалификационных составах правильно употреблялось множественное число.
135
В «Толковом словаре русского языка» (под ред. С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой. М., 1993 г.) слово «деяние» толкуется с пометой высокое и специальное как «действие, поступок, свершение. Высокие деяния, преступное деяние, противоправное деяние».
К примеру, ч. 1 ст. 111 предусматривала несколько видов умышленного причинения вреда здоровью, поэтому в ч. 2 говорится «те же деяния», в ч. 3 «деяния, предусмотренные частями первой или второй настоящей статьи». Такая конструкция составов и в диспозициях статей используется по всей Особенной части УК. Правда, имеются и случаи неточного употребления слова «деяние». Например, в ч. 1 ст. 260 незаконная порубка деревьев и кустарников признаются преступными, «если эти деяния совершены в значительном размере». Слово деяние употреблено неверно, ибо перечисленные действия становятся преступными при наличии криминообразующего элемента — причинение вреда в значительном размере. Без общественно опасных последствий есть действия и бездействие, но нет деяния. Аналогичные замечания относятся к ст. 287 «Нарушение правил охраны рыбных запасов», ст. 268 «Незаконная охота», ч. 1 ст. 263 «Нарушение правил безопасности движения и эксплуатации железнодорожного, воздушного или водного транспорта» и некоторые другие, связанные с нарушением тех или иных правил. Сами нарушения правил суть административные проступки. Лишь наступление вреда делает их преступлениями, поэтому во всех случаях конструкций норм о нарушениях тех или иных правил надо прибегать к ограничительному толкованию понятия «деяние», дабы не допускать квалификационных ошибок.
К примеру, ч. 1 ст. 269 УК предусматривает ответственность за «нарушение правил безопасности при строительстве, эксплуатации или ремонте магистральных трубопроводов, если это деяние повлекло по неосторожности причинение тяжкого вреда здоровью человека». Без такого вреда преступного деяния нет. Надо: «если это повлекло…». Неправильно употреблено слово «деяние» и в ч. 2 ст. 269, где сказано: «То же деяние, повлекшее по неосторожности смерть человека». Какое «то же деяние»? Логическое толкование не позволяет считать, что причинение тяжкого вреда здоровью является тем же деянием, которое причинило смерть. В действительности и «не то же», и «не деяние». Словом, во всех статьях, диспозиции которых говорят о нарушениях правил, термин «деяние» придется толковать как «нарушение, повлекшее» или, «если они повлекли».
Ограничительное толкование термина «деяние», а также исключение его из статей главы 28 «Преступления в сфере компьютерной информации» способствовало бы минимизации квалификационных ошибок.
Изложенное позволяет сформулировать правило квалификации с употреблением слова «деяние». В случаях употребления в норме о простом составе, толкование буквальное. В случаях же, когда «деянием» охарактеризован квалифицированный состав, что создает противоречие с описанием простого состава, — толкование ограничительное. Вместо слова «деяние» надо применять фразу «то же нарушение».
К примеру, ч. 1 ст. 251 наказывает за «нарушение правил выброса в атмосферу загрязняющих веществ или нарушение эксплуатации установок, сооружений или иных объектов, если эти деяния повлекли загрязнение или иное изменение природных свойств воздуха». Слово «деяние» использовано неправильно. Без ущерба нарушение тех или иных правил — административный проступок; поэтому при квалификации надо толковать как «если эти нарушения повлекли…» и т. д. В ч. 3 ст. 251 слово «деяние» названо правильно: «Деяния, предусмотренные частями первой или второй настоящей статьи, повлекшие по неосторожности смерть человека», ибо имеется в виду преступление с двумя последствиями и двумя формами вины.
Понятие преступления по УК стран СНГ переводится на русский язык как «деяние». Вряд ли в национальной лексике это слово так пишется. Интересно
В 2002 г. УК РФ пополнился статьями об экстремизме: ст. 980 «Публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности», 2821 «Организация экстремистского сообщества», 2822 «Организация деятельности экстремистской организации». Иностранное слово «экстремизм» толкуется русскими словарями таким образом, что содержательно оно не антисоциально, в отличие, скажем, от терроризма. В «Толковом словаре русского языка» читаем: «Экстремизм — приверженность к крайним взглядам и мерам, главным образом, в политике». Экстремист — сторонник экстремизма. Экстремальный — крайний, необычный по трудности исполнения. Корень слов «экстремизм» и «экстремальный» один, содержание не совпадающее, а главное изначально не несущее нарицательного значения. Потому его сплошь и рядом представляют в СМИ как синоним фашизму, антисемитизму, терроризму, что, конечно, ошибочно. Например, ст. 2 Закона № 153-ФЗ вносит изменения в ст. 4 Закона РФ «О средствах массовой информации»: «…распространение материалов, содержащих публичные призыва к осуществлению террористической деятельности, или публично оправдывающих терроризм, других экстремистских материалов». Слово «других» необоснованно уравнивает террористические материалы с экстремистскими. «Приверженность к крайним взглядам» не уголовно-правовая категория, ибо взгляды, приверженность не являются предметом его регулирования. Крайние меры вообще могут быть правомерными, например, крайняя необходимость (ст. 39 УК) и причинение вреда при задержании лица, совершившего преступление (ст. 38 УК). Больше, пожалуй, кроме слова «аффинаж» в ст. 192, что означает первичную очистку породы, УК малопонятных иностранных слов не употребляет.
При разработке проекта УК РФ согласительной комиссией, сформированной Госдумой, ее члены старались соблюдать правило лаконичности закона. Известно, что в русском языке наиболее удачной для восприятия является фраза из семи слов, поэтому неизбежные длинноты допускались в бланкетных нормах, где надо пояснять специальные термины. Однако позже во второе пятилетие действия УК 1996 г. в него стали вноситься изменения, которые не отвечали требованию лаконичности. Примером, как отмечалось, может служить ст. 1411 «Нарушение порядка финансирования избирательной кампании кандидата, избирательного объединения, избирательного блока, деятельности инициативной группы по проведению референдума, или иной группы участников референдума» (введена ФЗ от 4 июля 2003 г. № 94-ФЗ). Диспозиция содержат 193 слова. Между тем следовало обобщенно сформулировать один-два криминообразующих признака и текст стал бы лаконичным. Отличие преступного финансирования избирательных кампаний и референдума от почти полностью совпадающей конструкции данного правонарушения в КоАП РФ, способствовало бы сокращению квалификационных ошибок. В данном случае имеет место нарушение правил кодификации бланкетных норм, когда в объективную сторону составов включается почти полный перечень нарушений избирательного права. Аналогичное положение в ст. 1421, внесенной тем же ФЗ «Фальсификация итогов голосования». Диспозиция содержит 138 слов.
В Госдуме функционирует специальная структура редактирования законопроектов. Работающие там высокопрофессиональные филологи призваны выверять тексты будущих законов на соответствие нормам современного литературного языка. И они это сделали неплохо при подготовке проекта УК РФ по второму чтению. Однако одна их «правка» привела в шоковое состояние членов согласительной комиссии. Они убрали как «излишние» цифровые обозначения частей в статьях Кодекса. Конечно, первоначальная рубрикация текста УК была восстановлена. Однако это послужило убедительной иллюстрацией того, что филологи без знания правоведения не всегда могут давать правильные рекомендации по законотворчеству. Между тем с базовым филологическим образованием с успехом защищаются кандидатские и даже докторские диссертации по теме «Язык закона» [136] .
136
Сравнить, например, работы филолога, защитившего докторскую диссертацию на звание доктора юридических наук, Губаревой «Словесность в юриспруденции» (Казань, 1995) и юристов «Язык законов» (под ред. А.С. Пиголкина. М., 1990); Законодательная техника. Научно-практическое пособие / Под ред. Ю.А. Тихомирова. М., 2000; Кострова М. Эффективность уголовно-правовых норм и язык закона // Уголовное право. 2001. № 4.
До недавнего времени считалось, что УК РФ нужно дополнить разделом XIII «Толкование терминов». Легальное толкование по идее было призвано сократить квалификационные ошибки, вызванные неоднозначностью уголовно-правовой терминологии. Такие главы имеются в УК Республики Беларусь и в ряде зарубежных кодексов. Законодательная практика последних лет, когда по примеру международного уголовного права ФЗ начинаются с главы о разъяснении понятий, безусловно, положительна.
Уголовно-правовая секция Учебно-методического объединения по праву провела расширенное заседание с обсуждением проекта главы XIII УК [137] . Пришли к выводу, что, во-первых, многие толкования излишни ввиду их однозначного понимания в науке и на практике. Во-вторых, другие толкования укладываются в рамки действующих примечаний к нормам Кодекса. В-третьих, далеко не по всем понятиям у членов секции оказалось единство взглядов, поэтому пришлось отказаться от раздела УК о толковании терминов. Форма такого толкования в примечаниях на сегодня остается наиболее эффективной для УК РФ.
137
См.: Кострова М.Б. Концептуальная модель разъяснения терминов, используемых в Уголовном кодексе Российской Федерации // Пять лет действия УК РФ: итоги и перспективы. М., 2003.