Проблески золотого детства
Шрифт:
Странно, но Лао Цзы также сидел задом наперед на своем буйволе, возможно, но той же самой причине. Но ничего не известно о его ответе. Китайцы не задают такие вопросы и не отвечают на них также. Они очень вежливы, и лишь кланяются друг другу.
Я был обречен делать то, что не разрешалось. Например, когда я был в университете, я носил рубашку без пуговиц и свободные брюки. Один из моих профессоров, Индрабахадур Кхари… Я помню его имя, хотя он умер много лет назад, но из-за той истории, которую я расскажу вам, я не могу забыть его. Он отвечал за все праздники в этом университете. Конечно, из-за всех наград, которые я завоевывал для университета,
Я сказал: «Это невозможно».
Он сказал: «Что? Ты не можешь застегнуть свои пуговицы?»
Я сказал: «Посмотрите, вы можете увидеть пуговицы фальшивые. У меня нет петель, чтобы их застегивать. Я не люблю застегивать пуговицы, поэтому я сказал портному, чтобы он не делал никаких петель для пуговиц на моих рубашках. Пуговицы есть, их видно, поэтому на картине они будут видны».
Он очень разозлился, потому что его очень интересовала одежда и другие подобные вещи, поэтому он сказал: «Тогда фотографии не будет».
Я сказал: «Хорошо, тогда я пошел».
Он сказал: «Я не это имею в виду», потому что он боялся, что будут неприятности, и, возможно, я пойду к декану. Он отлично знал, что закона о том, что нужно фотографироваться застегнутым на все пуговицы не было.
Я сказал ему: «Знайте, что завтра у вас наверняка будут неприятности. Такого закона нет. Почитайте об этом, сделайте домашнюю работу, и завтра встретимся в офисе декана. Докажите мне, что фотографию нельзя делать без застегнутых пуговиц».
Он сказал: «Ты в самом деле странный студент. Я знаю, что я не смогу доказать это, поэтому просто давай сделаем фотографию. Я уйду, а ты сфотографируйся».
Это фотография существует. Один из моих братьев, Никланка. собирал все обо мне с детства. Все смеялись над ним. Даже я спрашивал его: «Никланка, почему ты собираешь все обо мне?»
Он сказал: «Я не знаю, но у меня есть глубокое чувство, что однажды ути вещи понадобятся».
Я сказал: «Если ты так чувствуешь, продолжай делать это». И именно из-за Никланки сохранились несколько фотографий из моего детства. Он собирал вещи, которые сейчас имеют значение.
Он всегда собирал вещи. Даже если я выбрасывал что-то в мусорную корзинку, он всегда смотрел, не выбросил ли я что-то написанное. Он собирал все, написанное моей рукой. Весь город думал, что он сумасшедший. Люди даже говорили мне: «Ты сумасшедший, но он, кажется, еще более сумасшедший!»
Но он любил меня, как никто другой в моей семье — хотя все они любили меня, но никто как он. И только у него сохранилась эта фотография, потому что он все собирал. Я помню, что она была в его коллекции — я в расстегнутой рубашке. И я все еще вижу раздражение на лице Индрабахадура. Он был весьма особенный человек, но и я тоже был особенный.
Я сказал ему: «Забудь о фотографии. Это будет мое фото или твое? Если тебе хочется, ты можешь завтра сфотографироваться с застегнутыми пуговицами, но я никогда не застегиваю пуговиц, как ты знаешь. И если я их застегну ради этой фотографии, это будет фальшиво. Или давайте фотографироваться или забудем об этом».
Я хотел бы продолжать, но время истекло. Где-то нужно заканчивать. Стоп.
Приложение
Вы можете о чем-нибудь спросить мою мать, потому что она здесь… Родившись, я три дня не пил молока, и все беспокоились, волновались. Врачи волновались, потому что, как этот ребенок выживет, если он просто отказался пить молоко? Но они не имели понятия о моих трудностях, о той трудности, которую создавали мне. Они пытались заставить меня всеми возможными путями. И нельзя было объяснить им или чтобы они поняли сами.
В моей прошлой жизни, перед смертью, я постился. Я хотел поститься двадцать один день, но я был убит до того, как пост закончился, за три дня до его конца. Эти три дня остались в моем сознании даже в этом рождении, я должен был закончить свой пост. Я действительно упрям! Ведь люди не переносят вещи из одной жизни в другую, если глава закрылась, она закрылась.
И на протяжении трех дней никто не мог положить мне что-нибудь в рот, я просто отвергал это. Но через три дня я был совершенно нормален, и все были удивлены: «Почему он три дня отказывался? Не было ни болезни, ни проблемы, а через три дня он совершенно в норме». Это осталось для всех тайной.
Я ничего не делал, я просто продолжил то, что делал в прошлой жизни. И поэтому в детстве я считался сумасшедшим, эксцентричным, потому что я не давал объяснения, почему я хотел что-то сделать. Я просто говорил: «Я хочу это сделать. У меня для этого есть причины, но я не могу назвать их вам, потому что вы не сможете понять».
Мой отец сказал: «Я не могу понять, а ты можешь?»
Я сказал: «Да, это что-то принадлежащее моему внутреннему опыту. У него нет ничего общего с твоим возрастом, с тем, что ты мой отец. Ты, конечно, можешь понять намного больше, чем я могу понять, но это что-то внутри меня только я могу добраться туда, ты не можешь».
И он просто сказал «Ты невозможен».
Я сказал: «Если бы все приняли это, было бы огромное облегчение. Просто прими меня как невозможного, и я больше не буду для тебя проблемой, а мне самому не придется все объяснять. Я собираюсь делать все, что собираюсь делать. Нет возможности это изменить. Для меня это абсолютно. Дело не в том, будешь ли ты давать мне разрешение или нет».
Такой была моя минера: что бы я ни захотел сделать, я делал.
Я не могу забыть один день… Есть вещи, которые не несут логического смысла, и в них нет уместности, но как-то они остаются в вашей памяти. Вы не можете понять, почему они там, ведь случались миллионы вещей, которые были намного важнее, имели большее значение, и все они исчезли. Но несколько незначительных мелочей вы не можете сказать почему, но они остались, они оставили за собой след.
Одну из таких вещей я помню. Я возвращался из школы домой, моя школа была почти в миле от дома. На полпути росло огромное дерево. Я проходил мимо него, по крайней мере, четыре раза в день: идя в школу, потом посреди дня, идя домой на обед, потом снова возвращаясь в школу, и возвращаясь домой. Поэтому много тысяч раз я проходил мимо этого дерева, но в тот день что-то произошло.
Это был жаркий день, и, подходя к дереву, я вспотел. Я прошел под ним, там было так прохладно, что, не имея никакой мысли, я ненадолго остановился, не зная, почему. Я просто подошел ближе к стволу, сел и облокотился на него. Я не могу объяснить, что произошло, но я почувствовал себя безгранично счастливым, как будто что-то происходило между мной и деревом. Только прохлада не могла быть этому причиной, потому что много раз, потея, я проходил через прохладную тень этого дерева. Я также останавливался, но никогда раньше я не прикасался к дереву и не садился под ним, как будто встречая старого друга.