Пробуждение барса
Шрифт:
— Никто не пойдет на объединение с Картли! — взвизгнул Гуния.
— Мы не царей и княжество, а народ будем объединять. А с помощью народа все короны опять перельем в одну корону. Думаю, Луарсабу понравится такое украшение.
Азнауры вскочили, заспорили, перебивая друг друга.
— Одна Картли против Турции и Ирана не устоит! — грозно крикнул Саакадзе.
Спор оборвался. И в наступившей тишине Георгий продолжал:
— Довольно врагов своей кровью поить. Силу только силой возьмешь! Необходимо собрать всю Грузию, как было при царице Тамар: «От Никопсы до Дербента». Вспомните, сколько
— Георгий, что ты задумал?! — полуиспуганно, полувосхищенно вскрикнул Квливидзе.
— Задумал Грузию сделать сильной, задумал, чтобы ни Иран, ни Турция, ни кто-нибудь другой не перешагнул бы нашу границу. Помните, за нашими горами у нас нет друзей. Сколько раз в овечьей шкуре приходили, а потом волчьи клыки скалили. Дань брали и шелком, и шерстью, и золотом, и людьми и никогда не успокаивались, и никогда не успокоятся.
— Вот Георгий Десятый хотел с далекой Русией дружить. Русия — единоверная, — вставил Гуния, вспомнив высказывания отца Феодосия.
— А кто говорит — не единоверная? — нахмурился Саакадзе. — Грузия и Русия еще встретятся на общем пути, но сейчас Русия сама нуждается в силе, иначе почему Татищев не оставил нам даже ста пятидесяти стрельцов, обещанных по записи?
— С царем необходимо говорить, — настойчиво повторил Квливидзе.
— Царь обо всем должен знать, — торопливо добавил Гуния.
— Царю, конечно, скажу, — упрямо сдвинул брови Георгий, — только в последнюю минуту, когда войско у тбилисских стен поставлю, а азнаурские дружины у стен Метехи… Думаю, Луарсаб из тех царей, кому приятно остаться у власти одному, и, правду сказать, Картли он любит, только выгоды не понимает… В последнюю минуту открою, раньше боюсь измены… Когда выхода не будет, поневоле с азнаурами пойдет…
Пожилой азнаур недоверчиво покачал головой:
— А если откажется?
— Если одни останемся? — спросил княжеский азнаур.
— Одни не останемся… — Саакадзе встал, прошелся, твердо наступая на ковер, остановился перед азнаурами и, глядя на них в упор, решительно сказал:
— Шах Аббас с нами…
Гробовое молчание придушило комнату. По окну беспомощно проскользнуло крыло голубя, где-то хлопнула дверь, на ковер легло косое лезвие солнца.
Квливидзе едва перевел дыхание.
— Откуда знаешь о желании страшного шаха?
Громом падали слова Георгия:
— Давно со «львом Ирана» сговорился, еще когда Тинатин в Исфахан сопровождал… С тех пор в переписке… Большую помощь мне оказал: деньги, оружие из Ирана получаю… Не даром, конечно… Несколько услуг и я оказал… Вот недавно Азис-пашу преподнес…
Некоторые азнауры инстинктивно посмотрели на дверь. Другие со страхом разглядывали Саакадзе, точно видели в первый раз. Что-то незнакомое, казалось, было в Георгии.
Асламаз тревожно подумал: «Может, предал нас? Мой дед уже был богатым азнауром, а его дед был нищим. Может, о бедных азнаурах больше думает, уже раз учили его… Сейчас учить поздно, царя на сестре сумел женить…»
Асламаз нервно затеребил на щеке шрам.
Квливидзе не мог разобраться в охватившем его чустве; страх перед вмешательством шаха Аббаса боролся в нем с гордостью, что азнаурское сословие поднимается так высоко.
«Предатель или предводитель? — раздумывал потрясенный Гуния, невольно берясь за рукоятку шашки. Ведь он, Гуния, царский азнаур, тваладский сотник, его ценит и Совет князей и высшее духовенство, он должен стать сардаром Картли. Почему же он попал в лапы к этому дикому „барсу“?» Колючие усики Гуния ощетинились, словно иглы ежа. И чуствовалось, он уже принял окончательное решение.
«Бежать! Бежать! Бежать, пока не поздно», — встревоженно думали потомственные азнауры Верхней, Средней и Нижней Картли и тут же сомневались: а, может, выгоднее остаться?
— Только за стамбульские пятки старается перс? — спросил Гуния.
Георгий всматривался, стараясь разгадать настроение каждого:
— Конечно, нет, азнаур Гуния, умный шах думает воспользоваться нашими трудами и подобраться к Картли, все о любви к грузинам говорит.
— Кошка тоже мышей любит, потому душит, — уже резко ответил Гуния.
— Кошка и птиц любит, но редко получает удовольствие их душить, — насмешливо бросил Георгий. — Каждый своей участи достоин… Не в том дело… Теперь помощь шаха необходима: когда царь узнает о нашем союзнике, побоится отступить. Как ни сильны князья, шах одним пальцем может всех задушить…
— Страшное дело, Георгий, опасно с персами, даром золотом они не бросаются. Сам говоришь, не раз по дружбе приходили, а врагами уходили… — нерешительно произнес Квливидзе.
— Этот раз, думаю, тоже врагами уйдут… План мною точно обдуман… О Картли мои помыслы… Вам не понять… Хотите знать еще? Назад не вернусь и вам не советую: Шадиман знает все… У него тоже совещание. Князья вооружаются, все враждующие примирились для уничтожения азнауров. Хотите быть перерезанными?.. Разойдитесь по домам и ждите гостей.
— Георгий, почему раньше так не говорил? — удивлялся Гиви.
— Не говорил? — внезапно вспылил Димитрий. — Тебе, видно, орел в ухо полтора часа…
— Может, не только ему, — хладнокровно вставил Даутбек, — кажется, всем видно было, на какие нужды Георгий монеты, как солому, крошил. Значит, хозяйство расширять, богатеть скотом, оружием, землей вам нравилось? Тогда не интересовались — персидские это монеты или Георгий их в лесу собирает? Не интересовались — народ тоже будет чурек с сыром есть или будет радоваться, что вы только едите?
Георгий повертел в руках шашку Нугзара и снова повесил ее на ковер.
— Утешать не хочу, азнауры, много крови прольется… Вы правы, думать надо долго… Но рассчитывал — уже несколько лет думали… А если еще хотите думать, даю три дня… Завтра состязание, послезавтра джигитовка. Базар полон шадимановскими лазутчиками, будьте осторожны, разговаривайте только здесь, в замке нет опасности…
Через три дня возбужденные и почему-то радостные пятнадцать азнауров во главе с Квливидзе вручили Георгию свою жизнь, достояние и судьбу семейств…